Витаутас Казевич Петкявичюс - Великий охотник Микас Пупкус

встречного-поперечного дошло. Такой вой поднялся, что ветеринар примчался. А уж он принялся похваляться, стал во все города и села телеграммы строчить. И снова ко мне ученые понаехали, снова будто на следствии спрашивали-допрашивали, измеряли, взвешивали, щипали да гладили. Терпел, но все-таки Двиле разбудить не позволил.

Пусть себе спит, а то и ее, беднягу, умучают.

В довершение привязался ко мне староста, умоляет-упрашивает, продай да продай ему телушку. Уж очень этому горлопану хотелось прославиться, а работать-то лень было. Вот и задумал он завести целое стадо Двилевой породы. Чтоб ни кормить, ни поить, ни корм припасать, только и всего, что доить. И одному все премии огрести.

Не выдержал я, согласился.

"Пропади ты пропадом, — думаю, — я тебе удружу. Погоди, и у тебя, как у того медведя, уши паутиной зарастут. Проспишь зиму медвежьим сном и к весне одуреешь вконец…" Весной он мне огромные деньги за Двиле отвалил. Считал, считал я, три дня и три ночи пересчитывал без роздыху, а на четвертую заснул, так горсть монет и осталась недосчитанной.

Половину денег я матушке во сне отдал, половину в банк положил, половину нищим роздал, а на оставшиеся в Африку стал готовиться: на львов охотиться, слонов капканами ловить, по носорогам из трубки палить, с обезьянами о жизни болтать.

Собрались соседи на проводы, сели, как водится, за стол и ну глаза луком натирать, слезы горькие проливать. Счастья, удачи мне сулили, кучу подарков надарили. Ну и я в долгу не остался, вином зеленым, чешуей копченой да соком пеньковым угощал их, луковичной кожурой да подкрашенной водой потчевал. Все шло расчудесно, пока мама в спешке бутылки не перепутала — вместо зеленой красную на стол выставила, ту самую, с чудодейственным зельем снотворным. Тут и сморило моих соседушек, заснули они, кто как был.

Йонас с Кирюхой — под хлеба краюхой,

Юозас и Федя — под боком медведя,

Пятрас да Павка — закатились под лавку.

А бедняга Казис до того храпел, до того храпел, что во сне детскую песенку запел:

Ты, собачка, не лай,

Колыбельку качай,

Наша деточка — бай-бай…

А певун Пивоварюнас губами рулады выводит, а изо рта пена, как из бочки, пузырится.

Пу-пу, пу-пу, пу-пу,

Кукушечка, ку-ку,

Пу-ку, пу-ку, пупть…

Наконец и его сморило, клюнул он носом, голова на кулаках не удержалась, только — бац! Лбом об стол — трах, доска в щепки — тарарах! И разбудил всех. Проснулись соседи, гороху поклевали и собрались снова меня прославлять. Да я уж был далеко.

Оседлал Лупкуса, посадил на плечо Тупкуса и в приятной беседе с Чюпкусом отправился в Африку. Ехал и весело напевал:

Ох, кобылка не проста,

Нет ни гривы, ни хвоста.

А коль сядем вчетвером,

Не подгонишь и кнутом!..

— Тпру, двуколка… Нет на тебя волка…

Ну, хватит, малец, рассказам конец.

напоследок вот тебе изречение Микаса Пупкуса, выбитое на медали, которой его наградил президент Нейлонии:

Следуй глубочайшему смыслу, сокрытому в нем, как следовал ему сам Микас. Иначе… Ты ведь не хочешь жить в Нейлонии?

--">