Константин Георгиевич Паустовский , Борис Николаевич Полевой , Владимир Иванович Степаненко , Николай Елисеевич Шундик , Ливиу Деляну - Для родины любимой!

вцеплялся в поручни, чтобы устоять на ногах.

Торопливо, как маятники, раскачивались от ветра огни на строительстве. Казалось, ветер, взяв могучий разгон по степям, пытается погасить эти огни и поднять к небу навалы земли, чтобы снова, как десятки и сотни лет назад, свободно бушевать и хозяйничать над Доном.

Но огни не гасли. Они сопротивлялись ветру. Гул его не мог заглушить шума строительства. Автомобильные гудки доносились до землесоса и говорили, что и в эту ненастную ночь машины непрерывно работают и никакой ураган не сможет остановить поток бетона.

Потом в шум ветра, лязг цепей и разноголосый крик береговых машин вошел новый звук. Леня прислушался. Из того места, где трубы лежали на понтонах, доносилось шипенье.

Леня бросился к Матвейчуку. Через минуту все выяснилось. Волны раскачали понтоны и порвали соединения между трубами. Из них хлестали фонтаны песка и воды.

Запасные трубы стояли на плотах у берега. Надо было заменить ими поврежденные. Арутунян вместе с Леней соскочили в темноте в лодку. Ее бестолково швыряло и било о борт землесоса.

Волна вырывала у Лени из рук весла. Леня греб изо всех сил и стонал от напряжения — нельзя было ни на секунду остановиться.

Но самое трудное оказалось впереди, когда Арутунян вместе с Леней расчалили плот с запасной трубой и ее пришлось тащить к землесосу на буксире.

Ветер совершенно обезумел. Он лепил брызгами в спину. Леня греб вместе с Арутуняном. Кожа на ладонях была стерта до крови. На помощь пришла вторая лодка. Трубы сменили, и после короткого перебоя песок с водой снова понесся по ним на отлогий берег, на невидимую в темноте плотину.

Матвейчук похлопал Леню по плечу:

— Получишь благодарность в приказе. Понятно?

— Понятно, — ответил Леня и вытер рукавом мокрое лицо.

Он пошел в кубрик обсушиться. Ему хотелось рассказать кому-нибудь все, что с ним только что случилось. Но сделать этого не удалось. В кубрике никого не было, а висела только ослепительная электрическая лампочка. Она освещала портрет Горького на стеке.

Леня начал разуваться, чтобы высушить бутсы, и вдруг смутился: с портрета пристально, чуть прищурившись, смотрели на него смеющиеся глаза Максима Горького.

Леня незаметно толкнул ногой разбухшие бутсы под койку и поджал ноги. Ему даже как будто послышался неторопливый голос:

«Что же вы смущаетесь, молодой человек! Вы хорошо поработали. А руки надо вымыть карболовым мылом. И перевязать».

— Да я перевяжу, честное слово! — несмело ответил сквозь дремоту Леня.

Ветер ударил с такой силой, что весь землесос запел, закачался, зазвенел и поплыл куда-то в ночь. Звон якорных цепей перешел в звуки марша.

Когда Арутунян вошел в кубрик, Леня спал, сидя на койке и поджав под себя ноги.

Арутунян разбудил Леню, заставил его лечь, прикрыл бушлатом и вышел. А электрическая лампочка сияла все так же ослепительно, как будто плавилась на глазах, и освещала на стене портрет Горького и чертеж плотины.

Ливиу Деляну В поход

Да здравствует жаркое лето!

Учебный закончился год…

Смуглея от солнца и ветра,

идут пионеры в поход.

Богаче, чем в книгах, природа,

дорога длинна и пестра —

то ле́са тенистые своды,

то быстрые воды Днестра…

Колхозное поле, как море,

пшеница шумит на ветру…

Как славно в росистом просторе

ребятам шагать поутру!

Кто бабочек ловит атласных,

кто бронзовых толстых жуков…

Как много находок прекрасных

в глубинах заплечных мешков!

Кто ищет лечебные травы,

кто бережно сушит цветки…

Гербарии будут на славу —

совсем как живые, ярки!

К полудню сильней начинает

усталость томить и жара.

Чудесна прохлада речная,

купаться, ребята, пора!

Когда же, в сиянье спокойном,

всплывает под вечер луна, —

в горах разливается дойна,

любимый напев чабана.

В лесу замолкают пичужки

до первых рассветных лучей,

и только на темной опушке

лепечет бессонный --">