Александр Львович Ампелонов - Специальный приз

Александр Львович Ампелонов Специальный приз

Первый бой Алеши Рыбкина

После уроков все ушли на кросс. Все, кроме Леши. Он валялся на кровати и читал «Трех мушкетеров».

За окном было мокро и серо, уныло моросил дождь. Лешка поежился, отвернулся к стене и закрыл глаза. Перед ним ярко, как в кино, вспыхнула картина: прямо в море садилось оранжевое солнце, а вдогонку ему, лихо пришпоривая коня, летел д’Артаньян с письмом королевы. Д’Артаньян был почему-то белобрыс и как две капли воды похож на него, Лешку.

Лешка вздохнул и, лениво потягиваясь, вышел в коридор. В интернате было тихо и пусто, как на каникулах. Лешка осторожно толкнул дверь в палату девчонок, одолжил совок и помчался в туалет за шваброй… Вот уже три месяца он убирал палату в одиночку. На стене висел график дежурных, утром после обхода в нем появлялись отметки, но никто из взрослых не догадывался, что дежурит один-единственный человек — Леша Рыбкин.

Началось это так. Однажды Володя Жуков попросил Лешу подежурить за себя. Леша согласился, даже обрадовался. Володя был любимцем отряда, легко учился и при этом нисколечко не зазнавался, никогда никого не обижал, не обзывался, как некоторые. О таком друге можно было только мечтать… Когда опять подошла Володина очередь, Леша по собственному желанию отдежурил за него еще раз. Так и повелось.

В палате было пять коек. Одна из них пустовала. У дверей спал Женька Снетков. Ростом он не вышел, но в футбол играл лучше всех и считал себя важной птицей. За шкафом обитал Сашка Гусев, неповоротливый, шестидесятикилограммовый гигант. Три раза в неделю он ходил в секцию борьбы, а в остальные дни копил силы для новых тренировок. В один прекрасный день убирать палату Сашке надоело, и Леше пришлось уступить.

Потом прицепился Снетков:

— Вобла! Подмети за меня! Мне некогда.

— Что я — рыжий, за всех убирать? — осторожно возразил Леша, оттолкнув от себя швабру.

— До ужина не уберешь — двадцать «персиков», — предупредил Женька.

Лешка долго размышлял, как быть: убирать неохота, а подзатыльники получать — тем более. В конце концов порешил — ни нашим, ни вашим: у Женьки под носом со шваброй повертелся, и точка. Даже пыль вытирать не стал.

После обхода в графике выросла жирная тройка.

— Ты что, назло? — как коршун, налетел Женька. — Для Володьки, значит, на пятерочку убрал, а мне чуть двойку не влепили!

Он повалил Лешу на кровать и, оттягивая указательный палец, стал больно хлестать по затылку.

В этот момент скрипнула дверь. Женька струхнул, сбился со счета. В палату заглянул Володя. Леша встрепенулся, оторвал лицо от подушки: он ждал бури. Но бури никакой не случилось. Володя шепнул:

— Воспитатель в коридоре!

И закрыл дверь. Лешка зарылся в подушку и горько заплакал.

— …Алеша! Ты что, меня не слышишь?

Леша вздрогнул и уронил швабру. На пороге стояла Татьяна Ивановна.

— Ты почему на кросс не пошел? Заболел?

Леша растерянно моргал. Воспитатели дежурили через день, и сегодня у Тани, как дважды два, был выходной.

— Долго ты будешь молчать? — нахмурилась Таня.

Леша поднял швабру и снова принялся мести пол.

— Я дежурный.

— Уборка у нас вечером, после самоподготовки… Разве ты этого не знаешь? Ну почему так получается: как интересное дело — ты в стороне?

Леша возил по полу шваброй и молчал.

— А почему ты сегодня дежуришь?

— Моя очередь, — брякнул Лешка и похолодел: вдруг Таня проверит график.

— Но вчера… Вчера я, кажется, тоже видела тебя со шваброй…

— Я помогал…

— Кому?.. Ну что же ты все время молчишь, Алеша? Я же тебе не враг. Объясни по-человечески…

Леша понимал, что молчанием своим он обижает Таню, и это мучило его больше всего. Таня, Татьяна Ивановна, приняла Лешину группу год назад, сразу после института. В интернате ее полюбили, хотя уроки она --">