Сергей Дмитриевич Мстиславский - Два Яна

что они к каждому ранцу пришиты. Штепанек недаром обер-ефрейтор: у него выдержка.

Выдержка, да. Но на этот раз на слова Яна о пешем хождении и охранниках на чешских машинах обер-ефрейтор усмехнулся чуть-чуть, краем губ.

— Благодари бога, что тебе приходится таскать только себя, а не возить на себе господ немцев, как наши предки дулебы возили на себе аваров. В старых летописях так и записано: «Если надо было ехать авару, то он не позволял запрягать ни коня, ни вола, а приказывал запрячь трех, четырех или пятерых женщин или мужчин дулебских в телегу и везти авара».

Ян спросил сквозь зубы:

— Давно это было?

— Тысячу триста лет назад.

— И тогда на нас тоже ездили? Авары — это что? Тоже немцы были?

Штепанек улыбнулся шире.

— Неизвестно, кто они были такие. И никогда не будет известно. Потому что в тех же летописях записано: «Они сгинули все, от них ни потомства не осталось, ни наследства. Никакого следа».

Ян кивнул удовлетворенно и тоже усмехнулся.

— От тех, кто ездил, следа не осталось, а те, кто возил, по сей день живы: мы с вами шагаем, господин обер-ефрейтор. Это справедливо. Это дает охоту жить, хотя за тысячу триста лет мы и не добились еще свободы.

— Мы бились за нее все века нашей истории, — тихо, не глядя, словно для себя только, проговорил Штепанек. — Но что мы можем сделать, когда нас так мало, а кругом…

— Не разговаривать в строю! — лениво и растяжисто крикнул командир роты; он шел впереди, на фланге первого взвода. — Лейтенант, следите за дисциплиной марша!

Лейтенант, взводный командир, молча поднял руку к козырьку фуражки и подровнялся к Штепанеку, но ничего не сказал. И не скажет: он чех, как все младшие офицеры батальона, а ротный, как и весь остальной старший командный состав, — немец. И отношения между старшими и младшими, само собой разумеется, собачьи. Так что особенно чиниться с лейтенантом не приходится: он свой человек. Ян сказал почти громко:

— Дисциплина марша, скажите на милость! Два дня не получали горячего, хлебный паек половинный, и шагаем целые дни. У меня ноги стали как ливерные сосиски.

Сосед по шеренге щелкнул языком.

— Эх, если бы в самом деле! С каким наслаждением мы бы тебя освежевали тогда, Ян…

— Смирно! Глаза напра-во! — торопливо и хмуро скомандовал лейтенант, оглянувшись на сирену подъезжавшего автомобиля, и отдал честь.

Мимо, пользуясь тем, что впереди залегал неискалеченный, ровный участок, промчался, вихляя и подскакивая на выбоинах, мотоцикл, а за ним легковая изящная, но сплошь забрызганная грязью машина. Ян увидел худощавое, бритое, пасмурное лицо, пенсне на горбатом носу, полковничьи погоны. Два пальца неторопливо и небрежно поднялись к козырьку.

Командир полка… По шеренгам прошло движение. Яну тревожно подумалось: не случилось ли чего-нибудь там, впереди? Ведь мотоциклист — тот самый, что полчаса назад прокатил навстречу от передовых частей. Неужели опять бой вместо отдыха в избе, где можно хоть растянуться, снять мокрую, жмущую ногу обувь, напиться если не кофе, то хоть кипятку?! Ведь сегодня, когда выступали, сам майор, командир батальона, сказал определенно, что дорога свободна, советских частей на этом участке нет и в Меленках, где назначен ночлег батальону, уже находятся разведчики. Русских не было, а сейчас появились? Ведь не раз уже было, что они как из земли вырастали там, где их никто не ждал. Они по-своему ведут войну, не по общим правилам…

— Меленки! — неожиданно проговорил лейтенант, вытягивая шею. — А ну, шире шаг, прибавить ходу!

Ночлег? Приказание не пришлось повторять дважды: все подтянулись сразу. В самом, деле, показались постройки, плетни огородов, деревья. Толстая жердь колодезного журавля, розовая каменная колокольня с блестящим пузатым куполом, без креста. И дождь перестал, как назло, только теперь, когда все равно через несколько минут они будут под крышей.

— Шире шаг! Ходу, ходу!

У околицы уже поблескивали тесаки, рогатились шлемы. И по тому, как расхлябанно стоял караул, как он зевал по сторонам, безошибочно можно было определить, что тревожиться нечего: все в порядке, никаких советских войск.

Колонна втянулась в улочку. По обе стороны новые, крепкие, пятистенные дома, крытые железом; резьба вкруг окон, по фронтону, над крыльцом. В окна сквозь стекла смотрятся цветы. Ян повеселел совсем. «А ведь неплохо люди жили! Таких домиков и у меня в --">