Юрий Яковлевич Яковлев - Девочка, хочешь сниматься в кино?

Юрий Яковлев Девочка, хочешь сниматься в кино? Повести

Девочка, хочешь сниматься в кино?

1

На фоне дымчатого неба за березняком желтела листва осинок. И когда задувал ветер, листья начинали трепетать, биться, словно между белыми стволами, обгоняя друг друга, бежала стайка девочек в коротких желтых платьях.

Во дворе Инга задержалась. Две старушки выбивали половичок. Они делали это слаженно и забавно, словно играли в забытую игру своего детства. Половичок взлетал вверх, падал вниз и оглушительно хлопал, выпуская облачко пыли.

Потом через двор прошел грязный усатый человек. От него пахло зверем, словно он ночевал в медвежьей берлоге. Инга пошла за ним. Он оглянулся, потер ладонью заросшую щетиной щеку, и девочка заметила, что один глаз у него стеклянный. Ей стало не по себе, и она вернулась, чтобы посмотреть на играющих старушек.

Но старушки уже ушли. Наигрались! Зато на их месте Ингина подружка Леля рисовала на асфальте «классы».

— Сейчас поиграем, — сказала Леля, из-за плеча глядя на Ингу.

Пальцы у Лели были в мелу, словно ее только что вызывали к доске.

— Давай я тебе помогу, — сказала Инга и неожиданно увидела в воротах отца.

Это удивило Ингу, потому что отец никогда не возвращался домой днем.

— Папа, ты что? — крикнула девочка и заметила, что он очень бледный и глаза у него в красных ниточках.

— Идем скорей домой.

Девочка не узнавала его голоса.

Отец быстро вошел в подъезд. Инга — за ним. Он спешил и хватался за перила, ноги не держали его. Два раза споткнулся о ступеньки. А Инга бежала на своих тоненьких ножках. Обычно она взбегала по лестнице, приплясывая, но сейчас ноги не слушались ее, шагали как деревянные. Смутная тревога овладела Ингой… Она почувствовала голод. Резкий, похожий на боль. Перед глазами пронеслись девочки в желтых платьях…

Отец открыл дверь и торопливо, словно опасаясь преследования, вошел в дом. Инга проскользнула за ним. Захлопнула дверь. Отец вошел в кухню и тяжело опустился на табуретку. Инга села напротив и заглянула ему в глаза.

— Ты плакал? — спросила Инга.

Отец с испугом посмотрел на нее.

— Кто тебе сказал, что я плакал?

Кто сказал? Никто ей не говорил. Глаза сказали. Красные ниточки.

— Ну, плакал! — вдруг вырвалось у отца. В тот день он был раздражителен.

— Тебя кто-нибудь обидел, да? — терпеливо спросила Инга.

Отец поморщился.

— С тобой невозможно говорить!

Инга пожала плечами и стала раскачиваться на табуретке.

— Перестань, — устало сказал отец. — Мне надо тебе сказать…

Девочка перестала качаться и вопросительно взглянула на отца. Ей стало жалко его. Она не могла понять почему, но жалость подступила к горлу и защипала, словно девочка на спор съела ложку соли.

— Мама… — сказал отец и отвернулся. И, не поворачиваясь, чужим голосом произнес: — Мамы больше нет.

Инга не поняла, что он этим хочет сказать. В ушах у нее зашумело, словно задул ветер.

— Почему больше нет? — спросила она и почувствовала, что в горле прибавилось соли. И в глазах тоже появилась соль: стало пощипывать. — Уехала? Папа, что ты молчишь?

— Мама умерла, — выдавил из себя отец.

Он сидел спиной к Инге. Но девочка по спине почувствовала, что отец плачет. Сама же она не плакала, лишь с недоумение-м смотрела на спину отца, не понимая, что произошло.

Слова не действовали, звучали вхолостую. Их смысл ускользал от девочки.

— Как умерла?

— Свежий асфальт, — глухо сказал отец. — Самосвал не смог затормозить… врезался в машину «скорой помощи»… — Папа всхлипнул, и голос у него стал тонким и слабым, как у маленького.

И от этого Инга почувствовала себя старшей. Она подошла к папе, сняла с его головы кепку и легонько потрясла отца за плечо. И серьезно, с верой в свои слова сказала:

— Мама вернется.

Отец удивленно посмотрел на дочь.