Вероника Александровна Александрова - Мануш-Вартуш (повести и рассказы)

хорошее.

Мы с Фатымой стояли неподвижно, долго после того, как птицы перестали петь. Потом мы тихонько вышли в сад.

— Хочешь, я подарю тебе одну из моих птиц? — предложила я Фатыме. — Выбирай любую!

— Правда? Подаришь? — Когда Фатыма улыбалась, я всякий раз удивлялась, какие у неё белые и маленькие зубы.

— Честное слово, подарю.

— Спасибо, Леночка. Если можно, я возьму джурбая, — сказала Фатыма. — Это ведь не редкая птица. У нас в степи их полным-полно.

У меня упало сердце.

— Ты не обижайся, Фатыма, но джурбая мне отец подарил. А подарки не годится передаривать, Возьми лучше чижика. Всё равно они дерутся и друг дружке хвосты выдирают. А поют они хорошо. Очень даже! Это ты кого хочешь спроси.

— Спасибо. Только я пошутила. Я терпеть не могу птичьего пения.

Фатыма ушла, а я так и не могла понять: хотела она на самом деле взять джурбая или правда пошутила.

Джурбая отец подарил мне ко дню рождения и велел особенно беречь, потому что у нас в Московской области степных чёрных жаворонков днём с огнём не сыщешь, и любители сходят по ним с ума.

— Джурбай — замечательный певец. Один человек, который очень любил птиц, называл песню чёрного жаворонка самой прекрасной песней на свете, — рассказывал отец, — а этот человек понимал толк в песнях. Он был поэт. Его звали Эдуард Багрицкий.

Отец привёз джурбая из Средней Азии. Он ездил туда весной на сталелитейный комбинат. Опыт передавать. Сначала отец хотел привезти мне куклу в вышитом халате. Ио потом на базаре случайно увидел жаворонка и вспомнил, как я люблю птиц.

Я очень привязалась к своему джурбаю. Заботливо ухаживала за ним. Приносила из зоомагазина мучных червей. Каждый день тёрла ему морковку, варила кашу. Я ценила джурбая больше всех своих птиц. Я только плечами пожала, когда один взрослый любитель предложил мне за него щенка боксёра. И, конечно, смешно было подумать, что я отдам его какой-то там девчонке. Пусть даже очень гордой!

На следующий день я проснулась на рассвете, сама не знаю почему. Всё было тихо. Братья спали. В своей клетке на подоконнике спал джурбай. Не подавали голоса и другие птицы.

Воздух, такой непрозрачный, словно в нём размешали много облаков, втекал в комнату из сада. Он пахнул водой.

В окне показалась голова Фатымы. Она, как в кино, просвечивала сквозь туман и немного расплывалась. Фатыма стояла неподвижно. Смотрела на клетку с джурбаем.

На подоконник взлетел прожорливый воробей. Должно быть, голод разбудил его раньше всех. Воробей не обратил внимания на Фатыму. Чирикнул и нахально сунул клюв сквозь решётку в кормушку джурбая.

Джурбай встрепенулся. С маху стукнул жулика коротким широким клювом и вдруг так похоже передразнил его чириканье, что воробей даже оторопел. А Фатыма тихо рассмеялась и исчезла.

Несколько дней подряд приходила она на рассвете под моё окно. Иногда жаворонок пел, и мы обе затаив дыхание слушали его. Иногда он озорничал, передразнивал, как взвизгивает стекло, когда по нему проводят тряпкой, как каркают вороны…

Днём, встречаясь со мной, Фатыма делала вид, что джурбай её совсем не интересует, и я тоже ничего ей не говорила. Через неделю жаворонок пропал. Должно быть, я неплотно прикрыла дверцу клетки, когда её чистила, и он улетел.

Сначала я выплакала весь запас слёз, какой бережливому человеку хватит года на три, а потом принялась искать жаворонка. Я бегала по саду, по полю, по лесу… Подсвистывала, звала. Джурбай не отвечал… Соседские ребята рассказали мне, что он залетел к Дениске, мальчишке-голубятнику с Лесной улицы. И Дениска хвастается, что продаст жаворонка на птичьем рынке или сменяет на пару самых лучших почтарей.

Если бы у меня отняли мячик или тетрадку, прыгалки или ленту из косы, если бы кто-нибудь обидел меня, всё равно кто, — в это дело обязательно вмешался бы мой старший брат, Валерка, и восстановил бы справедливость. Но птиц Валерка не любил. Принципиально. Он говорил, что от них мало пользы и много шума. И что от их пения у него жужжит в ушах.

Почему-то, когда он, вытаращив глаза, сидел перед телевизором и смотрел футбол, а болельщики на стадионе кричали так, что у нас в комнате дрожали стёкла, у Валерия в ушах не жужжало.

Как бы там ни было, идти к Денису приходилось мне одной. Взрослым в птичьих историях всегда трудно разобраться. А потом у нас в посёлке считалось, что их и не полагается вмешивать в такие дела.

По дороге за мной увязалась --">