Виталий Титович Коржиков - Пусть посмотрит в глаза граница

— Только, знаете, чтоб всё по-пионерски, по форме. — И он подтянулся, будто это он шёл в галстуке и при параде на заставу к пограничникам капитана Щербакова. Потом махнул: — Ну, ладно! Всего доброго. На КПП ждут! — и, весело кивнув Мышойкину-младшему, захлопнул дверцу.

«Газик» запрыгал к контрольно-пропускному пункту, а Иван Кузьмич неожиданно почувствовал, как что-то вокруг изменилось. Беспокойства у него, конечно, хватало, но жизнь при всём при том была спокойная. И менять её, эту тихую жизнь, не хотелось. А тут — на тебе! И вроде ничего не обещал, а пообещал, не договаривался, а договорился!

Он пожал плечами, хотел сыпануть курам овса, но тут и куры, и Василий всполошились, забеспокоились. А Иван Кузьмич и Мышойкин-младший тревожно оглянулись. За дорогой затрещал и закачался подступавший к школе камыш.

Камыш затрещал так, что во дворе из сарайчика с испуганным хрюканьем высунули пятачки несколько полосатых поросят.

«Кабан? Нарушитель?» — подумал Иван Кузьмич.

Но камыш раздвинулся, и из него вышел курчавый, рыжий, как огонь, мальчишка в большом, не по росту, свитере, в покрытых ряской сапожках, довольно сказал:

— Здравствуйте, Иван Кузьмич! — А Мышойкину-младшему кивнул: «Здорово!»

Иван Кузьмич окинул его суховатым взглядом, вздохнул:

— Здравствуй, Ломоносов, — и, наконец-то бросив Василию горсть-другую зерна, покачал головой: — Всё не можешь без фокусов…

А мальчишка простодушно улыбнулся:

— Так какие фокусы, Иван Кузьмич! Не было фокусов!

* * *

Фокусов не было. Просто ученик пятого класса Алексей Ломоносов перехватил прямо со сковороды нажаренной с вечера картошки, выбежал на санаторный двор и, помахав дежурившей по этажу маме, медицинской сестре, собирался уже свернуть на привычную совхозную дорогу, но вспомнил про дорожную пыль и посмотрел через ограду направо.

За спускавшимся по склону леском по-утреннему розовело скошенное поле, посреди него приподнимался бугор с несколькими деревьями. За ним был ручеёк, куда, бывало, бегала за пескарями коту Зинка Поросюша. А там — до самой школы — шевелили метёлками тонкие стебли тростника. Случалось, по ним шастали кабаны. Так чего не бывает! Для того и кабаны!

Ломоносов прикинул расстояния на глаз: километр с лихвой до совхоза да оттуда по дороге два с лишком — почти четыре, а тут (он посмотрел напрямик) — всего-то полтора! — и пошёл.

Конечно, кабы не сделали в школе пятого класса, надо было бы ехать к дядькам или в интернат, чтоб закончить до мореходки восьмилетку. И тогда ни к чему топтать камыш.

Тогда бы ехать за сопки, где жили дядья, все трое, Как отслужили на Тихом океане, так и осели. Двое в посёлке, у тайги, а третий, водолаз, на заливе. Интересно! Жили раньше у своего моря, Белого, рыбного, а тянуло всех сюда! Бывало, с путины соберутся, шуму, грому — дом качается, морем, треской пахнет. А разговоров! Кто как тонул, кто как спасал! А потом всё равно все с вопросами к деду — а как на Тихом океане? И пошли рассказы про Дальний, про Владивосток, где дед служил, про Курилы. Только и слышишь: «Ой, хорошо! Ой, здорово!» Одним морем от всех пахнет, а другое зовёт!

Вот и Алёша с отцом и мамой в эти края двинулись. Не завлекла бы Сибирь по дороге и остался б жив отец, они б сейчас все вместе на океане и жили… Да и потом дядья звали, но мама решила сама устраиваться: «Поживём сами!»

Так что теперь, раз ходить в пятый класс здесь, весь смысл прямить тропу до школы. Вдвое короче!

Это совхозным ничего. Их, если что, подбросят до школы машиной или на прицепе трактором. А отсюда, в обход, далековато!..

Спускаясь тропой, он ещё раз бросил взгляд на красноватое здание школы, представил высокую сутулую фигуру Ивана Кузьмича, его хмурые очки и вздохнул. Всё хорошо в школе, а с Иваном Кузьмичом не лады. Не жалует Ломоносова, и всё! Чуть что — помалкивай! Чуть что — нескромно! А за что? Что Ломоносов, что ли?!

Да и ему, правда, Иван Кузьмич не очень-то по душе. Скучновато с ним.

А вот Капуста Ивановна — это да! Хоть и жена Ивану Кузьмичу, а дело-то совсем другое! С ней учение — одно удовольствие и веселье! Во живая! Одно движение. И капусту свою как-то весело любит. На природоведении только и слышишь: редиска — чудо, морковь-чудо. А уж капуста — чудо так чудо! Та --">