Лев Иванович Кузьмин - Любашин денек

прислушивалась к гулу комбайнов, думала об
одном:
40

«Вот придут сейчас комбайнёры, придёт Иван Романыч, про
всё узнает и сразу скажет: «Ну, ясно-понятно! Никакая ты не
Любовь Николаевна, а как была чижиком, так чижиком и
осталась. У тебя только и уменья, что государственные вёдра
в колодце топить!» Он прямо так и скажет — государствен­
ные!— как сказал шофёру Петеньке про буханки. И, навер­
няка, так же вот потом нахмурится и сердито замолчит,
и куда ей, Любаше, тогда деваться? Хоть пешком уходи
обратно в село...
Но в селе, наверное, давно известно, что Любаша уехала
с бабушкой кормить комбайнёров. И, конечно, кто-нибудь да
и спросит: «Ну как? Накормила? Съездила?», и это будет уже
совсем великая-превеликая стыдобушка».
Она поглядела в ту сторону, куда убегала дорога. Там,
за жарким полем, стоял хмурый лес. За лесом подымались
голубоватые холмы, и на одном, на самом далёком, холме
чуть виднелись крошечные домики села, и Любаше стало
от этого ещё тоскливее.
А шум комбайнов нарастал. Они подходили к самой око­
лице. Теперь хорошо было слыхать, как гремят перегретые
на солнце моторы, и вдруг они смолкли, настала тишина,
и бабушка сказала:
— Приехали!
Сердце у Любаши оборвалось, Любаша бросилась бе­
жать.
— Куда ты? — закричала бабушка, да Любаша даже и не
оглянулась.
Она мчалась изо всех сил.
Длинный фартук распустился, мешал ей, она наступила
на него, чуть не упала, но лишь взмахнула руками и помчалась
дальше.
Она бежала всё шибче и шибче прямо к комбайнам.
41

И вот перелезла старую изгородь, а навстречу ей уже
шагал Иван Романыч, а за Иваном Романычем — комбайнёры,
и даже Петенька-шофёр был тут.
Все пятеро улыбались Любаше ещё издали, но она зажму­
рилась, остановилась, подхватила фартук и, почти задохнув­
шись, крикнула:
— Я ведро утопила! Государственное! На кухне воды нет.
Иван Романыч улыбаться перестал. Комбайнёры улыбаться
тоже перестали. А кудрявый Петенька испуганно спросил:

— Чё? И шамовки никакой нету?
Любаша хотела сказать, что есть, но дыхание у неё пере­
хватило, и она только стояла, да комкала в руках фартук, да
моргала мокрыми ресницами.
Иван Романыч оглянулся на комбайнёров, пожал плечами:
— Ничего не понимаю...
Комбайнёры тоже пожали плечами. Они все растерянной
Любаше показались одинаковыми. Все — в кирзовых сапожи­
щах, в пыльных брюках, в мокрых от пота майках; руки, плечи
обожжены солнцем. Только голова у каждого была покрыта
по-разному. На одном — татарская тюбетейка, на другом —
соломенная шляпа, на третьем — ситцевая шапочка с целло­
фановым козырьком.
Они переглянулись молча, а Иван Романыч легонько по­
вернул Любашу за плечо, подтолкнул назад к изгороди:
43

— Ясно-понятно, что ничего не понятно. Кухня-то вовсю
дымит, работает. Пошли, разберёмся на месте.
Бригадир шагнул через изгородь, Любаша перелезла
за ним, побежала следом. Фартук всё время спадал, она его
подхватывала, а Иван Романыч шагал быстро, и комбайнёры
шагали тоже очень быстро.
Из-под ног у них взлетали с сухим треском кузнечики.
Комбайнеры шли прямо к рябинам, к бабушкиной кухне.
А бабушка их тоже увидела и, морщась от печного жара,
засуетилась, подхватила тряпкой сковороду, понесла к
столу.
Петенька потянул носом воздух:
— Ого! Шкворками пахнет!
— Не шкворками, а шкварками,— поправил Петеньку ком­
байнёр в ситцевой шапочке.
Поправил, сразу повеселел и гулко хлопнул здоровенной
ладонью Петеньку по спине:
— А ты боялся, «шамовки» нет... Как так нет, когда
кухарит сама Лизавета Марковна?
Петенька дурашливо присел, раскинул руки и на полусог­
нутых ногах, гусем, пошёл к бабушке:
Лизавета Марковна,
Миленький дружок!
Шкварок нам нажарила
Целенький горшок!

И тут засмеялись все. И даже Любаша не то громко
всхлипнула, не то засмеялась.
Бабушка схватила со стола полотенце, шлёпнула Петеньку
по кудрявой голове, тот изобразил ужас, повалился на ска­
мейку, замахал руками, ногами:
45

— Ое-ёй! Ое-ёй!
А бабушка всё нахлёстывала и всё приговаривала:
— Вот тебе, вот тебе... Вечно ты, Петенька, дуришь! Веч­
но у тебя шуточки! Какой горшок, когда сало на сково­
родке...
И было видно, что бабушка очень рада Петенькиной шутке,
что шутка пришлась к месту, потому что и сам Иван Романыч
стоял теперь да смотрел на Петеньку с бабушкой и тоже --">