Яков Моисеевич Тайц - Под горой Гедимина

простым, всегдашним голосом добавила: — Ну, ребята, рассказывайте…

Ребята молча сидели за длинным столом.

— Что ж вы? — сказала Лина.

Наконец поднял руку Хаким — невысокий мальчик с пухлым белым лицом и узкими чёрными глазами:

— Давайте я, что ли. Я был в госпитале, писал там письма. Только они сначала мало говорили: «Поклон Авдотье Ивановне да поклон Настасье Степановне» — и больше ничего. Я им сказал: «А вы больше говорите, чтобы на родине больше было что читать». Тогда они стали много говорить. Я длинные письма писал.

— Сколько же ты написал? — спросила Лина.

— Да я не считал. Много. Целый день писал. Даже пальцы заболели!

Хаким пошевелил измазанными в чернилах пальцами.

— Молодец, Хакимка! Садись.

Липа записала в тетрадку: «Атабеков Хаким писал письма в госпитале».

Тут вскочил худенький Нойка, которого все зовут «Ной-не-ной»:

— Теперь я! Можно, Линочка? Я устроил малышовый культпоход. Я собрал детей у нас во дворе, ну там всякую дошкольную мелочь, и повёл их в кино.

Олег махнул рукой:

— В кино — это не работа!

— Как «не работа»? — обиделся Нойка. — Пошёл бы сам, узнал бы, какая это «не работа»! Если они всё время разбегаются, как цыплята всё равно.

— Ладно, Ной, не ной! — улыбнулась Лина. — Сколько же ребят ты водил?

— Это я знаю, потому что я их всё время пересчитывал. А потом по счёту сдавал мамам. Восемь мальчиков, семь девчонок. Насилу всех привёл!

— Отлично, Нойка!

Лина записала: «Каневский Ной водил малышей в кино».

— Кто ещё?

Высокий молчаливый Олег не спеша поднялся, посмотрел на Лину светлыми спокойными глазами и сказал:

— У нас в доме одна соседка заболела… Воспалением. Ну, я за ней присматривал немного, а то она одинокая. В поликлинику сходил, в аптеку…

— А как она сейчас? — спросила Лина.

— Ничего, поправляется. У неё кризис был. Он ей сразу помог.

Лина послюнявила карандаш и записала: «Сургучёв Олег ухаживал за больной».

— Кто теперь? Миша, ты?

Миша встал и по привычке потрогал чёлку на лбу:

— Я тоже был в госпитале. Только я не письма. Я им стихи читал. Лермонтова, Маяковского… Они любят. «Ещё!» — кричали.

— Это ты мастер, знаю, — сказала Лина. — Всё?

— Да вот ещё… — замялся Миша. — Только…

— Только что?

— Да ерунда… Ну, там у нас возле дома разрыто, яма такая, и я вечером стоял с фонариком и светил. Кому надо переходить…

— Светить — это не работа, — опять махнул рукой Олег.

— Нет, почему? — сказала Лина. — Очень даже работа. Вот мы её и запишем.

Она записала: «Денисьев Миша светил фонариком».

— Митя, а ты что скажешь?

Толстый, курносый увалень Митя Попов рассказал о том, как он собирал всё железное. Больше всего банки из-под консервов.

— Два мешка собрал, — сказал Митя. — Вот и квитанция!

Лина записала: «Попов Митя собирал всё железное».

Потом она положила карандаш, посмотрела на тетрадку и подняла голову:

— Вот, ребята… Пройдёт время, кончится война. Жизнь станет хорошая, мирная, одним словом — замечательная! И захотят люди узнать: а что пионеры? Помогали они Родине во время войны? Ну там, известно, отдельные пионеры были на фронте разведчиками, героями даже… Многие пионеры постарше работали в цехах на заводах. А вот такие ребята, вроде вас, что они делали? — Лина взяла в руки тетрадку. — Вот найдут люди эту нашу скромную тетрадочку, прочитают её и скажут: «Да, скажут, ребята тогда, во время войны, не сидели сложа руки. Они, как могли, помогали». Значит, наша тетрадка не простая, а вроде исторический памятник. Верно?

Ребята молчали. Это учёное выражение совсем не подходило к обыкновенной школьной тетрадке с портретом маленького кудрявого Пушкина на обёртке.

А Лина убрала тетрадку в шкаф и вернулась к столу:

— Вот я сейчас в цехе вижу, как люди работают. Недосыпают, шатаются от усталости, а не отходят от станка. Чтобы побольше дать наших «игрушек», — она искоса взглянула на Нойку, — для фронта…

Она долго говорила. Миша внимательно слушал её, и ему всё время представлялся огромный цех. Во всю его длину тянутся станки. У станков стоят рабочие, и все выполняют очень важную, очень нужную для победы военную тайну.

Потом Лина потуже стянула пёстрый платок и сказала:

— А теперь, ребята, как всегда, споём нашу, отрядную!

Она села к роялю, ударила по клавишам огрубевшими от работы в цехе пальцами и негромко --">