Юлия Иванова - Лунные часы (Сказка для взрослых пионерского возраста)

всех — у Малики, да и то просто пустая пудреница. Петрова в утёсовской шляпе в нём не помещалась, но то, что помещалось, так ей понравилось, что она эту шляпу больше не снимала, даже спала в ней. Спальный мешок застёгнут до подбородка, а снаружи — голова в шляпе.

— Слышишь? — Петрова высунулась из мешка. Голова в шляпе так и поворачивалась туда-сюда, будто локатор.

Слух у Петровой был феноменальный — подсказки она слышала с последней парты.

Ребята крепко спали, сопели. Тимур даже похрапывал. Снаружи трещали цикады.

— Что я должен слышать? Дрыхни, а то завтра домой поедем!

Обычно это действовало безотказно.

— Труба, — шепнула Петрова, — Слышишь? Нас кто-то зовёт.

— Почему нас?

Но пока я выпутывался из мешка, чтобы привязать её руку к своей, (что я иногда делал в воспитательных целях и ради страховки от петровских сюрпризов), Петровой и след простыл.

Сияла полная луна, сияли крупные южные звёзды, снежные склоны и ледники, откуда мы недавно спустились. И огни белого города внизу, и море в огоньках катеров, в котором мы завтра вдоволь наплаваемся, и лунная дорожка до горизонта…

Трещали цикады. Но теперь и я слышал трубу, играющую побудку, где-то совсем неподалёку, и почему-то мне, как и Петровой, стало очевидно, что она зовёт на помощь. Даже не нас с Петровой, а именно меня, Олега Качалкина. Москва, улица Весенняя, дом 18, квартира 85, Советский Союз.

Вслед за Петровой я пошёл на звук. Ноги так и несли меня, мы побежали, потом почти полетели — так мне показалось, пока не очутились перед чёрной круглой дырой с откинутой, тоже круглой, дверью. Будто крышка от старинных карманных часов.

Петрова попятилась, дрожа от страха и любопытства. Глаза её из-под утёсовской шляпы аж светились, как у кошки.

— Лезь первый, ты же м-мальчик, — выдавила она, заикаясь, — Н-не б-бойся, я с тобой.

Вообще-то я трусом не был, но лезть в это подземелье-часы совсем не хотелось. К крышке была привязана то ли верёвочная лестница, то ли цепь — толстая и, вроде бы, серебряная. Она свисала вниз, как бы приглашая — ну же, скорей! Снова из чёрной дыры прозвучала труба. Эх, была — не была! Я стал спускаться, следом — Петрова, едва не наступая мне на макушку.

Под нами и впрямь был циферблат. Лунные часы — старинные светящиеся римские цифры и два серебряных лунных луча вместо стрелок. Луч короче и луч длиннее. Оба подползали к двенадцати.

— Они отсчитывают тьму, — услыхали мы ломкий мальчишеский голос, — Солнечные показывают свет, а эти — тьму. Ваше солнечное время заканчивается, грядёт лунное…Ночь и хаос. Кончилась эра светлых годов, товарищи!

Я сразу узнал этого сурового мальчика-воина из гайдаровской сказки — в шинели до пят, с винтовкой через плечо и в будённовке. Но дул он совсем не в горн и не в трубу, а в небольшую то ли флейту, то ли дудку, которая в лунном луче сверкала и переливалась, будто хрустальная.

Я решил, что всё это мне снится, и ущипнул себя за руку. Больно. Тут же меня ущипнула Петрова, ещё больнее. Я наступил ей на ногу. Петрова взвизгнула и брыкнулась.

— Да не снюсь я, всё и вправду хуже некуда, — вздохнул Кибальчиш, — Вот слушал ваш разговор у костра, кто о чём мечтает, — и про самолёт-невидимку, и про город-сад в заполярье, и про элексир вечной молодости, который надумала изобрести эта барышня…

Петрова заявила, что никому и никогда про этот элексир не рассказывала, хоть и мечтала про себя.

— Рассказывала-не рассказывала — какая разница, всё равно уже ничего не сбудется. Ни страны нашей больше не будет, ни дружбы народов, ни «человек проходит, как хозяин», ни пионерлагерей, ни самих пионеров…И белый город у моря, и эти горы содрогнутся от взрывов и покраснеют от крови. И снова проклятые буржуины всех одолеют, предадут, всё прожрут и пустят по ветру…Щипайся-не щипайся, Качалкин, — никакой это не сон.

Тут Кибальчиш так больно наступил мне сапогом на ногу, что я заорал, что ладно, пусть не сон, только что же теперь делать?

Мальчиш сказал, что когда подслушал у костра наши мечты и планы, то подумал: вот настоящие ребята, готовые на подвиг, которые могут попытаться спасти великое дело борьбы за освобождение человечества. Что он долго звал, играл нам побудку, но все дрыхли.

— Лишь ты, Качалкин…

— Он тоже дрых, это я услыхала, — перебила Петрова. — Только нет у нас и в помине никаких буржуинов, всё-то ты врёшь, Мальчиш. А если б и были, то никак не сумели бы нас --">