Анн Плишота , Сандрин Вольф - Последняя надежда

Анн Плишота, Сандрин Вольф «Последняя надежда»

Зоэ, Маленькой Фее и всем Беглецам, здесь и там

Пролог

Рождение мальчика положило бы конец всему. Исчезла бы последняя надежда…

Павел Поллок неловко поднялся и, пытаясь скрыть волнение, склонился над колыбелью с крошечной спящей девочкой. Своей дочерью. Той, от которой зависит все. Он это знал и от этого уже страдал. На сердце было тяжело, но его глаза светились счастьем отцовства.

С повлажневшим взглядом Павел повернулся к жене.

Мари Поллок улыбнулась. Сможет ли муж когда-нибудь перестать так волноваться? Так тревожиться? Но в глубине души она знала, что именно за это его и любит…

Неожиданно раздавшийся из колыбели громкий плач заставил их подскочить: девочка заявила о себе весьма впечатляюще. Широко раскрыв глазки, она пыталась приподняться, опираясь на слабенькие, в «перевязочках» ручки. Но, несмотря на яростную решимость, покрытая нежным темным пушком головка то и дело падала на подушку.

Подойдя ближе, отец, с бьющимся сердцем, взял дочку на руки.

— Так правильно? Я не слишком неуклюж? Я не делаю ей больно? — явно нервничая, спросил он жену.

— Не волнуйся, ты все делаешь правильно, — улыбнулась она. — О, смотри-ка, кто пришел! Здравствуйте, Драгомира!

Все, что делала мать Павла, отличалось некоторой чрезмерностью, и нынешний день не был исключением: практически невидимая за совершенно фантастическим букетом цветов, Драгомира появилась, увешанная разноцветными пакетами с подарками, которые она выронила, едва увидев на руках сына младенца.

— Окса! — воскликнула Драгомира. — Ты проснулась, моя прелесть! Как же я счастлива, дети мои! — сообщила она, поочередно целуя Павла и Мари.

— Хм, по-моему, кому-то нужно поменять подгузник… — Павел занервничал при мысли, что это придется делать ему самому.

— Я этим займусь, — поспешила на помощь сыну Драгомира. — Конечно, если ты позволишь, Мари… — добавила она, умоляюще глядя на невестку.

Несколько секунд спустя малышка Окса уже болтала ручками и ножками на пеленальном столике, а ее бабушка сражалась с подгузником.

Павел пристально следил за происходящим. От его внимания ничто не ускользало.

— Окса… Долгожданная наша, — почти беззвучно выдохнула Драгомира.

Павел вздрогнул. На его лице промелькнула тень тревоги. Дождавшись, пока мать закончит переодевать ребенка, он попросил ее выйти с ним в коридор, где сердито процедил сквозь зубы:

— Мама! Ты, конечно, не удержалась! Это сильнее тебя! Если ты думаешь, что я не слышал…

— А что ты слышал, мой милый? — поинтересовалась Драгомира, пристально глядя в лицо сына своими синими глазами.

— Я знаю, о чем ты. Знаю, что вы все задумали. Но ваша надежда зиждется на вероятности, столь же зыбкой, как ветер!

— Ветер помогает кораблям преодолевать океаны… — глухо возразила Драгомира. — Мы не можем отказаться от надежды, Павел… никогда…

— Ты не увезешь туда мою дочь! — отрезал Павел, прислоняясь к стене. — Я тебе этого не позволю, запомни раз и навсегда! Я ее отец и хочу, чтобы Окса росла обычным ребенком. По возможности, обычным, — хмуро уточнил он.

Стоя в коридоре больницы, мать и сын безмолвно и напряженно глядели другу другу в глаза, не обращая внимания ни на медсестер, ни на пациентов, которые, проходя мимо, обращали внимание на мужчину и женщину, стиснув зубы, буравивших друг друга взглядами. Мать и сын простояли так довольно долго, пытаясь силой воли переубедить один другого.

Напряженное молчание нарушила Драгомира.

— Дорогой сыночек, я люблю тебя всем сердцем, но напоминаю, что, как и все мы, ты связан с нашей страной. И, хочешь ты этого, или нет — Окса тоже… И с этим ничего нельзя поделать. Если существует хоть малейший, хоть мизерный шанс вернуться домой, мы его не упустим, уж будь уверен. Мы обязаны сделать это ради тех, кто там остался, и живет под властью зла со времен Великого Хаоса!

— Дорогая мамочка, — возразил ей Павел, с трудом сдерживая раздражение, — я тебя очень уважаю, но ты и представления не имеешь, на что я способен ради --">