Янка Мавр - Повесть будущих дней

Потянулись мимо нас тысячи крестьян — беженцев, которым приказали бежать от немцев. Потом началось какое-то столпотворение: революция, значит, пришла, царя скинули. Появились большевики, наши стали убегать.

— А какие они, эти большевики? Ты видел их?

— Да обычные наши люди, которые шли против панов. Наш сосед, Роман, вернулся из армии и тоже был большевиком. Ну, а потом и немцы пришли.

— Что они делали?

— Да ничего. Поставили по деревням солдат, собирали сало, хлеб, иногда даже платили. А потом снова пришли большевики. Не помню хорошо, что делалось, только знаю, что все пошло вверх тормашками. Отняли у господ землю и отдали крестьянам. Но очень неспокойно и трудно было жить. Отец, твой дед, очень жаловался.

— Почему? — удивлялся Юзик. — Они же господ прогнали, землю крестьянам отдали.

— Да что за польза от нее, когда вокруг бардак. Если работать спокойно нельзя. Если каждый день ждали, что паны назад вернуться.

— И что же дальше было?

— Ну и пришли. Романа поймали и расстреляли.

Досталось и тем, кто пользовался господской собственностью. Нас не тронули, так как отец не зарился на чужое добро. А война все продолжалась. Много ребят из нашей деревни бежали в леса и нападали на поляков.

— Вот какие! — словно сочувственно проговорил Юзик.

Отец сурово взглянул на него.

— Ну и что же тут хорошего? Половина из них погибла. А сидели бы спокойно, — жили бы и до сих пор.

— А ты как сюда попал?

— Однажды зашевелились поляки, стали собирать свои, да и чужие вещи и убегать. Видишь ли, опять большевики надавили на них. Я в это время ехал на поле за снопами. Солдаты захватили меня и приказали отвезти их в поселок, находившихся в километрах пятнадцати от нас. А там погнали меня дальше и дальше, вплоть до Варшавы. Некоторые из наших бросили своих коней и вернулись домой пешком. А мне жаль коня и колёса, да и солдаты каждый раз говорили мне, что если доедем до следующего пункта, то меня и отпустят.

— И отпустили?

Отец махнул рукой.

— Куда там! Глупый еще был, потому и поверил. Наконец они меня совсем прогнали, даже кнутом угостили, а коня и дроги оставили себе.

Он замолчал и уставился глазами в угол, вспоминая далекие, непонятные для него события. Вспомнилась родная деревня на холме, пруд, где он с товарищами плескался, веселая роща на другом берегу. Какими счастливыми казались ему те времена! Но десятки лет, прошедшие с тех пор, заслонили все это таким туманом, что сейчас даже не верилось, действительно ли было другая жизнь.

— Почему же ты не вернулся? — допытывался Юзик.

— Когда там было возвращаться, я оказался за сотни километров от дома. Надо было держаться и работать, чтобы не умереть с голоду. На дорогу нужны деньги, а где там было собрать их. Хорошо, что хоть прокормиться мог. Десятки различных господ сменил, и больших, и маленьких; каждый из них принимал на работу, словно одолжение делал. Спасибо, говорят, что тебя, бездомного, кормим. Через несколько лет я добрался до границы и начал хлопотать, чтобы вернуться, но не пустили. Говорят, какие-то сроки прошли. Да и вообще бедному неграмотному человеку и думать нечего что — бы понять все эти порядки. Наконец, нашел постоянное место у нашего пана, успокоился, встретился вот с твоей матерью и живу себе, слава богу, не хуже за людей. Везде работать нужно. Хозяева вот в наших Смоляках живут не лучше, чем я. А ты, благодаря пану, выучишься и будешь жить лучше меня.

— А мама тоже оттуда? — обратился Юзик к ней.

— Нет, кажется, откуда-то ближе. Говорят, что мои родители, когда убегали от немцев, по дороге умерли, а меня, двухлетнюю, взяла к себе одна вдова. Она вырастила меня до двенадцати лет и отдала сюда. Сама она давно умерла.

— А жив ли дед? Вы писали ему?

— Года через три или пять попросился я у одного человека, чтобы написал от меня письмо, но ничего из этого не вышло. Или неправильно написал, или не дошел письмо, а может и родителей там уже не было. На этом и закончилось. Да там, говорят, несладко живется. Как и раньше, никакого порядка нет. Прогнали, уничтожили господ, а потом взялись и за крестьян. Забрали хозяйства и заставили работать на государственных землях, такими же батраками, как и мы здесь. Неизвестно еще, лучше ли это. Здесь, если угодишь пану, кое — что перепадет: и ординарию^[1] получаешь, а со временем корову можно завести, а там, говорят, ничего не получают; живут, как солдаты, в казармах и --">