Юлия Алексаендровна Федина - Девять жизней

Девять жизней

День перехода был омрачен для Ассау грустными мыслями. Он иногда позволял себе грустить. И даже дал сам себе имя – Ассау. Он тяготился существованием в вечности и , изредка, столетия на два, на три, становился подвластым времени. Для него обретали живой смысл слова: день, ночь, год, и даже, минута, секунда.

Так вот, день перехода был омрачен для Ассау грустными мыслями. Его форма, всего лишь посмертная маска, сделанная в день перехода, вдруг ожила и превзошла его во всем, столкнула его, Ассау, с пьедестала, а все из-за Анны.

Она, Анна, лежала, свернувшись клубочком, на измятом ложе и уже не спала, а тихо готовилась к переходу. Ее душа стояла босыми ступнями на шелковистых волосах затылка у самого порога и ждала, когда Ассау скажет ей «Войди!», но Ассау медлил. Грех ее неизбывен. Нет живого существа, форма которого стала бы для Анны достаточным наказанием. Ассау перебрал все уже созданное, и среди змей, жаб, червей, гусениц, амеб все не мог найти места для Анны и сказать: «войди». А Анна все стояла у порога, ожидая перехода. Именно тогда Ассау и создал кошку – черную, с зелеными глазми, острыми когтями и упругими лапами. «Дарую племени твоему девять жизней,» – сказал Ассау. И, взяв Анну за руку, сказал ей ласково: «Войди!»

Когда первый крик нового человечка огласил планету, старуха-акушерка смогла, наконец, перевести дух.

Мальчик! – выдохнула она и тут же прижалась жадными, пересохшими губами к заветной фляжке. «Что ж, я это заслужила, - думала она, - Хоть какая-то награда за труды, а то ведь у бедняжки нет ни гроша, чтобы меня отблагодарить. Ииии, да Бог с ней! Слаба вот только…»

Мишей назовите.

Это была последняя воля молодой женщины, которая так никогда и не подержала своего младенца на руках. Не успела.

Вот и отошла.

Акушерка закрыла ей глаза и занялась младенцем. Маленький, красный, пищащий комочек был обмыт от крови, завернут в пеленку, положен в корзину и выставлен за дверь, на середину улицы. Авось, найдутся добрые люди. Да нет, где же ему выжить! Миша! Так и сгинет не крещенным, будто и не было. А если кто-то и подберет, то все одно, жить ему нехристем. Последнюю мысль весомо подтверждали удары полуденного гонга в честь великого, могучего и бесконечно милостивого Ассау.

Молодой гончар Фарид, спешивший по зову гонга на молебен в Шатер Порога, чуть было не упал, споткнувшись о стоящую посреди улицы корзину. Он уже хотел пройти мимо, да еще и пихнуть корзину ногой, но вспомнил о завете, которой повелевает идущему в Шатер Порога все найденное нести под лазоревые покровы и с поклоном отдавать старцам. Как же Фарид удивился, увидав младенца. «Верно сам Ассау посылает мне своего сына навстречу!» – возрадовался Фарид и упал в пыль дороги, и целовал камни, и ударял в ладони над головой. И, трепетно взяв корзину с младенцем, понес ее под лазоревые покровы к старцам – мудрецам Шатра Порога. Фарид, с величайшими предосторожностями несший свою ношу, опоздал к молитве. И встал у входа, не решаясь прервать церемонию. Даже здесь, на улице, тянуло пряными благовониями и было слышно, как падают капли в чашу водяных часов. Старцы запели гимн и к ним понемногу присоединились голоса молящихся. Это был гимн судьбы Ассау.

Было время, когда Ассау начертал круг,

А сам встал в центре.

Он был одинаково близок – на длину протянутых рук

И к жизни, и к ее отсутствию – смерти.

Круг бесконечен и безначален,

Как и прямая, как и точка,

Но круг еще и священен,

Умонепостигаем,

Для нас он многоугольник – судьба – Ачха

Мы – и я, и ты – вечно под властью Ачхи.

Благословен тот, кто приблизится к Ассау.

Выйдет из круга, кнутри иль кнаружи от Ачхи,

Но не родился еще этот, кто безгрешен и велик

Как Ассау.

Ребенок закричал пронзительнейшим образом – он требовал своего – ничего не есть с самого рождения – это не так-то легко. Только вот Фарид понял этот крик по своему. Как предначертание. «Благословен тот, кто приблизится к Ассау, выйдет из круга к нутри иль кнаружи от Ачхи.» Нужно выйти из круга!

Фарид был простым гончаром, а не философом или хранителем Шатра, поэтому «выйти из круга» для него означало выйти из города, не видеть

--">