Василий Петрович Авенариус - Сказки

сказала старая пчела. - Лижи язычком; только, чур, - не глотай, а в зоб собирай. Вот так, смотри.

И, слизнув капельку меда, она передними лапками ее в зобик себе толкнула. Мохнатка сделала то же.

- Молодцом! - похвалила ее старая пчела.- Но надо нам и простого хлеба - цветня - с собой захватить. Чтобы лучше приставал, вымажемся.

И, взяв остаток меда, она вымазала им задние лапки сперва себе, а потом и Мохнатке.

- Ты хоть и мохната- сказала она, - а к меду все лучше пристанет. Ну, полезай за мной, да делай опять то же, что я.

Она вылезла из венчика к желтым пыльникам цветка и стала продираться между ними. При этом она так ловко стряхивала с пыльников передними лапками цветень на задние лапки, вымазанные медом, что всякая пылинка приставала к ним. Мохнатка делала то же. Вдруг как взглянула она на старую пчелу, как оглядела себя - так и покатилась со смеху: обе они были точно в желтых бархатных штанишках!

- Разве не красиво? - сказала старая пчела. - Да долетишь ли ты до дому в таких толстых панталонах?

- Долечу! - сказала Мохнатка. - И полетела. Тяжело-таки было ей с непривычки, тяжеленько; да ничего, долетела до родного улья.

Только спустилась на леток, как накинулись на нее отдыхавшие тут же няни и плотники и давай сдирать и пожирать ее нарядные бархатные штанишки.

- Караул! Грабят! - запищала Мохнатка. - Все мои штанишки съедят!

- Ничего, пускай их: проголодались, - сказала старая пчела. - Теперь ли наедятся, после ли - все равно. Ну, будет с вас, обжоры, отвяжитесь! Пойдем теперь, дитя мое, мед сбыть.

И, пройдя в ближнюю кладовую, они выпустили весь собранный ими мед в стоявшие там еще пустые восковые горшки.

Так вот Мохнатка сборщицей стала. Трудна была ее работа, правда; но зато как славно было и отдыхать после дела! Под вечер, пошабашив, она с другими работницами гуляла на летке, как на бульваре; ходят они и покачиваются, и потряхиваются, и жужжат без умолку, и не могут нажужжаться обо всем, что видели день-деньской на белом свете.

IV. О ТОМ, КАК РОИЛСЯ УЛЕЙ

Каждый день клала матушка-царица по тысяче, по две яиц, и из всех одна за одной выползали молодые пчелки. Тесно стало вдруг всем им в одном улье: надо было разделиться на две семьи, на два роя, надо было отроиться. И вот в одном углу улья раздалось робкое кваканье: «Ква-ква-ква!» В ответ с другого конца пронеслось сердитое тюканье: «Тю-тю-тю!» Все пчелы бросили работу, заметались, замешались; весь улей затрубил, загудел. Но сквозь этот шум и гам явственно слышалось по-прежнему с одного конца кваканье, с другого - тюканье. Что же это такое было? А вот что. Квакала из своей колыбельки молодая, вновь народившаяся матка: хотелось ей выйти оттуда и не смела она носу показать; тюкала же старая матка: очень уж ей досадно было, что молоденькая царевна ее место занять хочет: вместе две матки в одном улье ведь никак не уживутся; которой-нибудь надо уйти.

- Пустите меня к ней, пустите! - тюкала вне себя старая матка. - Вот я ее проучу!

Но трутни и рабочие пчелы загородили ей дорогу.

- Ради Бога, ваше величество, не троньте, пожалейте ее! Кому-нибудь да надо же уступить; а кто умней - уступает.

- И то правда, - сказала старая царица. - Кто за меня - за мной!

И она стрелой вылетела из улья. Но крылья у пчелиных маток не столько для летания, сколько для красы - коротенькие Пролетела царица несколько шагов - и устала; присела отдохнуть на ближнем дереве. А пчелы, что постарше, все кинулись за нею, облепили ветку вокруг царицы. Скоро уж и места не стало: пчела садилась на пчелу, и скучились они так в целую черную бороду, от которой ветку к земле пригнуло; вот-вот обломится… Но ей не дали обломиться. Кто же не дал? - А пчеляк, седой добрый старичок, которого Мохнатка в первый раз так испугалась. Сидел он неподалеку под своим шалашом; когда же пчелы зароились, он проворно накинул на голову проволочную сетку, на руки надел рукавицы, за пазуху сунул деревянную ложку - черпак - и взял в охапку один из пустых ульев, что стояли у него тут же наготове. Поставив улей под самым роем, он еще ниже пригнул ветку и черпаком стал огребать пчел, как деготь или патоку какую. Неохотно шли пчелы с черпака в новый улей: матки-царицы еще не было там. Но пчеляк привычным глазом скоро высмотрел ее среди мелких рабочих пчел.

- А, вот ты где, сударыня! - сказал он, бережно сгреб ее черпаком и подставил к летку.

Царица, задыхаясь в густом клубе пчел, рада-радехонька шмыгнула в улей. --">