Алан Александр Милн - Дом на Пуховой опушке

как называется чувство, которое охватывало его в этот очень короткий промежуток времени. А еще он подумал, что чудо как хороша компания Кристофера Робина; да и побыть с Хрюкой очень даже неплохо; а когда он все это обдумал, то сказал. — Мое самое любимое на свете дело — прийти с Хрюкой к тебе в гости и услышать: «Как насчет того, чтобы что-нибудь перекусить?» — на что я мог бы ответить: «Я с удовольствием что-нибудь съем, а ты, Хрюка?» И чтоб вокруг пели птицы и день был самый что ни на есть подходящий для сочинения бубнилок.

— Все это, конечно, здорово, — согласился Кристофер Робин, — но больше всего я люблю ничегонеделание.

— А что это такое, ничегонеделание? — спросил Винни-Пух после долгого раздумья.

— Такое занятие. Только собираешься этим заняться, а тут тебя и спрашивают: «Что ты собираешься делать, Кристофер Робин?» — а ты отвечаешь: «Ничего», — и потом ничего не делаешь.

— Понятно, — не слишком уверенно ответил Винни-Пух.

— Вот сейчас, к примеру, мы этим и занимаемся.

— Понятно, — повторил медвежонок.

— Идешь, куда глаза глядят, прислушиваешься ко всему, что не можешь услышать, и ни о чем не волнуешься.

— Ага! — воскликнул Пух.

Так они и шагали, думая о Том и о Сем, и в конце концов добрались до Зачарованного Места в самой высокой части Леса, которое называлось Каюта Галиона. А вкруг Каюты, как бы ограждая ее от остального мира, росли более шестидесяти деревьев. Кристофер Робин точно знал, что место это зачарованное, потому что никто не мог сосчитать, сколько же этих деревьев, то ли шестьдесят три, то ли шестьдесят четыре. Даже если, сосчитав дерево, завязывать на стволе нитку. И растительность в этом зачарованном месте была не такая, как в остальном Лесу. Ни тебе папоротников, ни утесника, ни вереска, только низкая, мягкая, зелененькая травка. Единственное место в Лесу, где можно было спокойно сесть на землю, не опасаясь, что через секунду придется вскакивать и искать, куда бы пересесть. Сидя на травке, они могли видеть весь мир, до самого горизонта, где земля сходится с небом, и весь этот мир был с ними, в Каюте Галиона.

И тут Кристофер Робин начал рассказывать Пуху о всяком и разном: о людях, которых звали королями и королевами, о каких-то чиновниках, о каком-то месте, которое зовется Европа, об острове посреди моря, к которому не приплывают корабли, о том, как сделать насос (если возникнет такая необходимость), о том, как посвящают в рыцари, о том, что привозят из Бразилии. И Пух, прислонившись спиной к стволу одного из растущих вокруг Каюты деревьев, сложив лапки на животе, то и дело восклицал «Ой!» и «А я и не знал!», и думал о том, как это прекрасно, когда в друзьях у тебя Умный Человек, который может рассказать тебе столько интересного. Наконец, Кристофер Робин выложил все, что знал, и умолк. Теперь он сидел, оглядывая окружающий мир, мечтая о том, чтобы так было всегда.

Но Пух продолжал думать об услышанном и, нарушил тишину, спросив Кристофера Робина: «Так ты говоришь, это ими быть очень хорошо?»

— Что? — переспросил Кристофер Робин, который вслушивался в звуки Леса.

— Я про тех, кто на лошадях, — пояснил Пух.

— О рыцарях?

— Наверное. Я вот подумал, эти… как их там… они такие же великие, как короли, чиновники и все прочие, о ком ты рассказывал?

— Рыцари-то? Не столь великие, как короли, — ответил Кристофер Робин, а потом быстро добавил, заметив разочарование Пуха, — Но, уж конечно, они куда величественнее чиновников.

— А может медведь стать одним из них?

— Разумеется, может! — воскликнул Кристофер Робин. — Сейчас ты станешь у меня рыцарем, — он взял палку, коснулся плеча Пуха и торжественно объявил. Встань, сэр Винни де Пух, вернейший из моих рыцарей.

Винни-Пух поднялся, снова сел, сказав: «Спасибо» — как не поблагодарить того, кто только что посвятил тебя в рыцари, и вновь ушел в свои мысли. На этот раз ему пригрезилось, что он, сэр Насос, сэр Бразилия и чиновники живут все вместе, а еще при них имеется лошадь, и все они верные рыцари (кроме чиновников, которые приглядывали за лошадью) доброго короля Кристофера Робина… но тут он замотал головой и сказал себе: «Что-то я опять все перепутал». А потом Пух начал думать о том, что сможет рассказать ему Кристофер Робин, когда вернется из тех мест, куда собрался уезжать, и как будет сложно Мишке со Слабеньким Умишкой понять все то, о чем будет говорить Кристофер Робин. «И, может статься, — печально вздохнул --">