Галина Владимировна Лебедева - Мой лев

Галина Лебедева МОЙ ЛЕВ

У всех были кошки и собаки, а у меня был лев. Я не помню, откуда он взялся: он был всегда, как мама, бабушка… У него была такая симпатичная, бархатная, горячая морда. Он разрешал над собой издеваться… Может быть, ему это нравилось, и он лениво крутил башкой, если взять его всей пятерней занос.

Еще было замечательно сесть на него верхом и, запустив руки по самые локти в его рыжую гриву, ухватиться за уши. Тогда он медленно поднимался и шел по коридору, и под его горячей шкурой мягко перетекали мощные мышцы.

Так он катал меня по всей квартире.

Лучше всего нам было зимой. Придешь с мороза, а лев лежит на журналах у теплой батареи и чутко дремлет, приоткрывая сощуренный рыжий глаз. Ага! Попался! И начиналась возня. Лев поворачивался на спину и, как гигантский котенок, извивался и хватал меня лапами за лицо и плечи. Но когда мы шли по городу, никто бы не подумал, что он позволяет так с собой фамильярничать.

Мы выходили из дому. Льву полагался намордник. Так надо. Попробуй, объясни всем, что это не простой лев, а лев человечный, и он не кусается. Лев все понимал и будто пожимал плечами и разводил лапами, дескать, что поделаешь, и, покорно закрыв глаза, совал морду в ременную сбрую. Потом он терпеливо сидел у двери и ждал, когда я запахну пальто. Критически скосив глаз на мои ботинки, он слегка проводил по ним кисточкой своего хвоста, и, потянувшись и зевнув, выходил вслед за мной.

Мы шли по нашему переулку. Лев брезгливо отворачивался от встречных собак. Особенно презирал он маленькую курносую сученку на паучьих лапках, с вечно слезящимися от преданности глазками. На ней всегда, зимой и летом была потертая стеганая курточка.

Иногда нам попадался пудель, «выстриженный под льва». Гладко выбритая спина и пузцо вызывали у льва неудержимый хохот. Прохожие шарахались, думая, что он рычит.

У булочной лев останавливался и начинал пристально рассматривать витрину. Он скромно топтался, исподтишка заглядывая мне в лицо. Из кондитерского отдела доносился непреодолимый запах миндальных орешков и халвы. Лев занимал очередь в кассу. Потом, сидя возле столика, на который тетки ставили сумки, он терпеливо ждал, когда продавщица отвесит полкило халвы и триста грамм леденцов. Его толкали, задевали сумками, наступали башмаками на кисточку хвоста. Лев ждал. Под конец он от нетерпения уже переступал лапами и глотал слюнки. И вот наступала долгожданная минута, и лев, закрыв глаза от удовольствия, разевал пасть и захлопывал ее не раньше, чем в нее не пересыплется содержимое двух пакетов. Вот когда особенно не верилось, что лев хищник….Такой удивительный сластена.

Затем, мы полукруглой лестницей поднимались к метро. Здесь лев останавливался у газетного киоска с таким видом, будто говорил: «вот видишь, я помню о тебе, покупай свои журналы». И он начинал нервно ходить взад-вперед, садиться, вставать, судорожно зевать с тоскливым подвывом. Он просто терпеть не мог литературу. Он ненавидел газеты, от которых исходил тошнотвотный запах типографской краски. Он никак не мог понять, почему я так усердно обнюхиваю каждую страницу какого-то толстого журнала. И еще он никак не мог понять, что влечет меня к серому железному ящику со стеклянной дверью. Там, в его красном нутре, на стене прилепилось какое-то странное животное с хвостом, на котором вместо кисточки висел его черненький детеныш. Лев всегда внимательно смотрел, как люди прикладывали его к уху и что-то кричали, а выходя, хлопали дверью.

Потом мы молча шли по скверу и спускались на набережную. Там, остановясь у парапета, мы смотрели на воду. Лев стоял рядом, оперевшись передними лапами о гранит, он грустно провожал глазами плывущие мимо палочки то эскимо.

А когда мне приходилось уезжать ненадолго, лев на прощанье терся башкой о мое плечо, чуть не валя меня с ног, и ложился на стопки журналов возле батареи под окном. Уезжая, я оставляла ему длинную гирлянду сосисок, и она до самого пола свешивалась с крючка, на котором до этого висело мое пальто. А где у нас туалет лев знал еще с детства.

Возвращаясь домой через несколько дней, я находила на гвозде обрывки веревочек. А лев все также лежал на своем месте, пыльный и слегка похудевший. Но тут он вскакивал, встряхивался, будто вылез из воды, и на минуту пропадал в облаке пыли. Потом он радостно суетясь, тащил откуда-то мои тапки, полотенце и домашнюю курточку.

Вечером, когда --">