Инна Ивановна Фидянина-Зубкова - Былинки от Инки

обернулся

я конём да тридцать три уж раза!

– Эх ты, старый пень! «А ты зараза!»

Вот так мило и поговорили,

бражки тридцать третий раз налили

и пустились в пляс!

Пускай хохочет

Кощей Бессмертный,

видно, тоже хочет.

Жилец

Жил-был Жилец.

Все говорили:

– Какой Жилец молодец,

живёт долго,

гуляет по Волге,

сеет да пашет,

хвастается кашей

да руками могучими.

Нет круче его

никого на свете

(это знают даже дети).

Но вот однажды

(не один раз, а дважды)

его поборол Илья,

и молва богатыря

наградила велико!

А Жилец возьми бы и сникни,

так нет же,

жив как прежде:

сеет и пашет,

на дуде играет, пляшет

и ждёт царской воли.

– Сидеть бы тебе в неволе! —

мирской народ судачит.

(Это что-нибудь да значит?)

– А то! На воле скучно,

а в яме получше, —

отвечает царь Горох.

– Да что б ты, батька, издох! —

желает ему Жилец

и ведёт под венец

Настасью русскую красу.

Золоту её косу

по корень срезает

и строго так бает:

– Не ходи краше царицы,

а то будешь материться

из-за серых облаков! —

сказал Жилец и был таков

(увез семью в Сибирску глушь).

– Ну уж? —

народ дивился

и отчаянно постился,

чтоб на свете дольше жить,

и царю верней служить.

*

Волки солнце подгоняют,

но лишь время злое знает,

как текут наши года.

Не увидим никогда,

где схоронил жену и внуков

дедок Жилец. Но та порука

была замечена людьми.

Царской морде донесли:

– Царь Горох тридцать второй,

говорят, в лесу есть свой

дядька маг и чародей,

а ведь лет ему… длинней

токо жизнь богов на небе,

вот тебе бы, вот тебе бы

тожеть долго так прожить.

Царь намерен ворожить!

Он послал гонца к Жильцу

(нашёл, откланялся отцу):

– Ты, Жилец, молодец!

– А ты гонец в один конец! —

Жилец расправился с гонцом

очень острым топором.

Ну а дальше жил он скушно:

сбёг на север, но там душно

ему плуталось средь снегов,

решил припомнить праотцов.

Поднялся он на Кудыкину гору.

Телепался старик до измору,

но залез и поставил флаг —

платок жены: «Хоть так, хоть так…»

И унял тот платок его страхи,

скинул шубу, остался в рубахе.

Но метель его живо прибрала,

(долго мудрить не стала),

а после по сопкам всё выла:

– Жаль Жильца, но я его убила!

Вот. Морали нет тут вовсе:

растащило зверьё его кости.

И мы не узнали о том,

как пушнину «царю на отъём»

заныкивал нищий старик,

да бегал от людей – привык.

--">