Полина Викторовна Шпартько - ЗА-ЧЕМ?!

Полина Шпартько ЗА-ЧЕМ?!

— Кто будет читать ваши «Добрые рассказы»? — уже почти кричал на меня редактор.

— Людям нужно что-то светлое, доброе, дающее надежду, — я не сдавалась.

— Кто у меня их купит, эти ваши «Добрые рассказы»?

— Вы же будете их рекламировать? — сказала я неуверенно. — Это же часть работы издательства.

Редактор шумно вдохнул воздух. Он чуть не фыркнул: пфу, школьница!

— Я пишу о том времени, когда не будет войн, о том, что такое любовь, как терпение и вера делают мир добрее, и как люди раскрываются, если вы видите в них больше того, о чём говорит их внешность, — мне хотелось быть важной, взрослой, я, и без того сидевшая прямо, ещё больше вытянула шею, попыталась выставить вперёд свою небольшую грудь, широко раскрыла глаза, почти выпучила их.

Всё это должно было выглядеть странно, да и звучало неубедительно — на письме я куда лучше соединяю слова во фразы и выражаю свои мысли. В том торжественном кабинете с высокими потолками, бархатными портьерами, я была не готова что-то объяснять и доказывать, и под недобрым взглядом большого босса, сидевшего передо мной в высоком кресле обитом бархатом, потеряв себя, я говорила не своими словами. Редактор смотрел на меня, не понимая, серьёзно я говорю или издеваюсь:

— Об этом и без того постоянно пишут в интернете. Опубликуйте там!

— Уже опубликовала.

— Уже в интернете, и вы…

— Я удалю, если требуется! — перебила я, не дожидаясь его гнева.

— Зачем вам бумажное издание? Вас в интернете мало читают?

— Недостаточно, — осторожно ответила я.

— А выйдет книжка, сразу станете популярной? — язвительно ухмыльнулся редактор.

— Дело не в популярности, — быстро бросила я, а у самой на щеках выступила краска, и от стыда за неё я раскраснелась ещё больше.

— Да? — притворно удивился редактор.

Я не решилась ничего ответить, мне захотелось свернуться, спрятаться.

— Я бы на вашем месте… Что я время трачу!? Я не буду это публиковать! Зачем мне это? — он резко поднял лежавшую перед ним толстую папку моих рассказов. — За-чем?!

«За-чем?!» сперва захрипев, под давлением мощных связок, прорывавшихся через хрип, вылетело воплем, папка со всего размаху, так будто он хотел её переломить, шлёпнулась о стол. Вокруг разлетелось несколько бумаг, редактор сидел передо мной красный, страшный, злой и, наверное, удивлялся, отчего я ещё не бежала прочь из его кабинета. А я приклеилась к стулу, сидела и смотрела на редактора испуганными глазами. Я шла в издательство весёлая, радостная — птички пели, весна, солнышко — прекрасный день, прекрасное начало, начало большого и важного пути. Я была уверена, что всё уже согласовано, что мне нужно лишь подписать бумаги и обговорить формальности. Я мечтала, воображала, уже видела сборник своих рассказов, почему-то я представляла его синей книжкой в твёрдом переплёте. Я даже видела благодарных читателей, слышала их одобрение.

Писать я начала лет в десять. Меня хвалили, отмечали мой лёгкий слог, наблюдательность. Я задумала большую серию полуфантастических рассказов о самом важном: о добре, любви, о боли и о радости. Я писала, исправляла, затем всё перечёркивала и вновь переписывала, и так пару лет, но в конце концов получилось то, что понравилось мне самой, нравилось моим друзьям и даже незнакомым людям. Мне писали, спрашивали: почему бы тебе не опубликовать рассказы в журнале, или даже: почему бы тебе не издать книжку. Я сначала скромно отшучивалась: да, что вы, сколько таких как я, но про себя, конечно, мечтала… Позже накопилась такая большая уверенность, что я всё-таки решилась. И вот, заручившись поддержкой, как я думала, большого уважаемого человека, что уверил меня, что он обо всём договорился, я оказалась в издательстве.

С первых же слов редактора я поняла, что всё не так уж гладко, но решила стоять на своём. Я неумело подбирала аргументы, старалась выглядеть старше, но чем больше я старалась, тем чаще и нетерпеливее вздыхал редактор. И теперь, когда он гневно выкрикнул своё «За-чем?!», я почувствовала, что всё — это конец — ничего не вышло, мои мечты, вознёсшиеся под небеса, градом обрушились на мою голову. Я почувствовала жалость к себе, обиду. Всё то, что я на себя с такой энергией тянула — взрослость, твёрдость, уверенность — вдруг опало, и мне захотелось разрыдаться. Редактор поморщился, свёл губы в сторону, затем потянул их вверх, вновь шумно вдохнул, выдохнул --">