Андрей Воронин , Максим Николаевич Гарин - Никто, кроме тебя

увижу признаков снижения, открою огонь.

– Ты здесь так хорошо устроился? – спросила Алла, с трудом шевеля распухшими окровавленными губами.

– Просто война еще не закончена, – криво усмехнулся Бурмистров.

Сопоставив факты, Комбат уловил удивительное сходство между западней в аэропорту и мистификацией этого человека, не успевшего скрыться из санатория. Везде знакомый почерк. И там и тут – заложники, попытка сыграть на самых чувствительных струнах. Комбата осенило. А ведь это его придумка! А чечены и местные кадры только пытались воплотить его замысел в жизнь!

Рублев еще не опомнился от своей догадки, как пол вдруг резко накренился. Это Гидж-Иван решился на маневр, рискуя потерять устойчивость и перевернуть машину брюхом вверх.

Алла взвизгнула, фальшивый заложник нажал на спусковой крючок, и в ту же секунду Комбат прижал его всей массой своего тела и ухватил за горло. Пули гулко ударили о внутреннюю обшивку корпуса, срикошетили по несколько раз. Потом пальцы Бурмистрова разжались, автомат выскользнул на пол.

Через секунду, когда вертолет снова выровнялся, Комбат услышал за спиной стон Вороны. Оглянулся и увидел намокшую, прилипшую к телу черную майку. Ударил наотмашь полузадушенного противника – чтобы вырубить наверняка и освободить себе руки. Бурмистров грохнулся на пол, а Комбат поспешил к Вороне.

– Тихо ты. Дай посмотрю.

– Пустяки. Лучше смотри, чтобы он снова чего не выкинул.

Рана в самом деле оказалась неопасной – одна из срикошетивших пуль чиркнула по плечу, выпустив из Вороны неожиданно много крови – чуть не стакан ее вытек на майку, прежде чем удалось остановить.

– Герои в бинтах, – сыронизировал Ворона над собой и Рублевым. – Жалко нет фоторепортеров.

Комбат приобнял их с Аллой, и все трое одновременно стукнулись лбами. Пора возвращать в Отечество этих заблудших детей России.

…Бурмистров очнулся от собственного запаха. Он валялся беспомощный среди этих людей, с завязанными за спиной руками. Все достигнутое за последние годы оказалось самообманом. Он так же слаб и ничтожен, как всегда. Даже сейчас, когда преодолел страх. Слаб, потому что он ни за кого – ни за своих, ни за врагов. Одних ненавидит, других презирает. И эта слабость столь же невыносима, как запах собственного тела.

Сдвинуться незаметно: на сантиметр, потом еще на один. Надо покончить с этим замкнутым кругом. По крайней мере сам с собой он еще в силах расправиться. Жаль только не увидит потом фотоснимка – не увидит, что с ним случится после падения с такой высоты. Это было бы самым большим наслаждением…

Внутрь ворвался ветер, Комбат метнулся, пытаясь уцепить пленника за ноги. Но воздушный поток оказался сильнее, мощнее. Бурмистрова вытянуло в мгновение ока, и он полетел вниз – без крика, с широко раскрытыми глазами.

--">