Иван Александрович Менджерицкий - По методу профессора Лозанова

что Митька Шурыгин.

И в полдень Александр Иванович набрал его номер, но телефон молчал.

А спустя полчаса, ну, как после этого не верить в телепатию, Митька позвонил сам. Оказался он по каким-то делам в соседнем доме и может зайти, на новую квартиру Крымова полюбоваться, если, конечно, жизнь радует, и алмазы в небе над головой проглядывают довольно отчетливо.

Крымов сообщил, что и с жизнью, и с алмазами дела обстоят нормально, и Митька почти тут же объявился. Квартиру осмотрел. Много на это времени не ушло — не хоромы — тридцать полезных метров.

А потом они решили прогуляться. Когда-то здесь были роскошные вишневые сады и настоящий лес. Сады давно вырубили, а клочок леса остался.

И они долго гуляли. Уже чувствовалось приближение осени — и в пробивающейся через зелень желтизне, и в чуть сладковатом сыром запахе, поднимавшемся от земли.

И так должно было случиться, что в конце концов заговорили они о Мельникове, Звягинцеве, о всех перипетиях этого дела.

Митька Шурыгин почти ничего не знал. Его родственник — Алексей Алексеевич Федин — на все его расспросы только руками махал и за сердце хватался. Крымов вспомнил, что его и на суде не было, и Митька, пустившись в несложные подсчеты, сообщил, что Федин в то время в больнице лежал в прединфаркте. Слава богу, обошлось. И поинтересовался: какой вынесли Звягинцеву приговор?

— Восемь лет.

— За хищения?

— Да, но судили его и за клевету.

— По второй части?

— Да. Три года.

— Редкий случай, — задумчиво проговорил Митька. — Анонимщикам пока удается уйти от ответа.

— Пока, — кивнул Крымов. — Но ты чувствуешь, Шурыга, что все потихонечку приходит в движение. И устоявшиеся позиции, и взгляды, и привычки. Мне бы три года назад сказали, что я доведу дело о клевете до суда, и анонимщик будет осужден, не поверил бы. Ей богу. Вот это радостно, но само дело… Звягинцев… что ж это за человек?!

— Человек, — сказал Митька. — Знаешь, я ведь не верю, что шел человек по прямой, а потом вдруг ухнул в пропасть.

— Расхожая точка зрения.

— Расхожая? Он жил ведь среди нас. Видел, как один солгал, а другой сделал вид, что не заметил, а третий уже равнодушно называл правду ложью. А был еще четвертый и пятнадцатый. А почему бы и мне не спуститься на ступеньку ниже, — и не построить за казенный счет себе дачу? А почему бы еще не спуститься на ступеньку — и не начать продавать строительные материалы налево? А почему не спуститься еще ниже и еще — и не написать поклеп на своего друга, который решил вывести меня на чистую воду?

— Ты меня не агитируй! — сказал Крымов. — Ты лучше ответь, как ты и твои коллеги по профессии могут истово защищать отпетых мерзавцев.

— Каждый человек имеет право на защиту. А профессии здесь ни при чем. И некоторым твоим коллегам я могу предъявить солидный перечень претензий. А скажи, жена Мельникова на суде была?

— Нет.

— Ну, хотя бы позвонила тебе?

— А почему она должна мне звонить?

— Ну, сказать слова благодарности?

— Слова благодарности, — медленно произнес Крымов. — Муж умер, человек, который так успешно вырыл ему могилу, оказался его старым другом, а остальные не заступились при жизни, а отступились. Вот беда. А ведь мы должны лучше думать друг о друге. Мы этому разучились. И должны стараться друг друга защитить, почувствовать беду другого, как свою.

— Да я только этим и занимаюсь, — сказал Митька.

— Славно. Буду во всяком случае знать, к кому обращаться, когда на меня придет анонимка. — И Крымов засмеялся.

Смеялся и Шурыгин. Но смех был не очень веселым.

Шел 1983 год и до постановления, ставящего анонимки вне закона, было не так-то близко.

--">