Эдгар Аллан По - Украденное письмо

Эдгар По Украденное письмо

Nil sapientiae odiosius acumme nimio.^[1]

Seneca.

В темный и бурный вечер, осенью 18** г., в Париже я услаждал свою душу размышлениями и трубкой в обществе моего друга С. Огюста Дюпен, в его крошечной библиотеке, комнатке с книгами au troisieme^[2] № 33, Rue Donot, Faubourg St. Germain. Битый час мы хранили глубокое молчание, всецело погруженные — (так, по крайней мере, показалось бы постороннему наблюдателю) — в созерцание волн дыма, наполнявшего комнату. Я думал о двух давнишних событиях, о которых мы говорили в начале вечера: о происшествии в улице Морг и тайне, связанной с убийством Мари Роже. И я невольно был поражен странным совпадением, когда дверь отворилась и вошел М-r Г**, префект парижской полиции.

Мы встретили его очень приветливо: его негодность почти искупалась его забавностью, — и мы не видали его уже несколько лет. Мы сидели в темноте, и Дюпен привстал было, чтобы зажечь лампу, но снова уселся, когда гость об'явил о цели своего прихода: его привело сюда желание посоветоваться с нами, — точнее, с моим другом, — насчет одного происшествия, наделавшего немало хлопот.

— Дело, вероятно, потребует размышлений — сказал Дюпен, — нам, пожалуй, удобнее будет обсуждать его в темноте.

— Это тоже одна из ваших курьезных привычек, — заметил префект, называвший курьезным все, что превышало меру его понимания, и потому живший среди легиона «курьезов».

— Именно, — отвечал Дюпен, предложив гостю трубку и подвинув ему покойное кресло.

— В чем же дело? — спросил я. — Неужели опять убийство, надеюсь — нет.

— О, нет, дело совсем иного рода. Дело очень простое; я думаю, мы и сами с ним справимся; но Дюпену, вероятно, будет интересно узнать подробности: — происшествие крайне курьезное.

— Простое и курьезное, — сказал Дюпен.

— Ну, да; и вместе с тем ни то, ни другое. В том-то и странность, что дело простое, а сбивает нас с толку.

— Может быть, именно своей простотой оно и сбивает вас с толку, — заметил мой друг.

— Что за вздор, — возразил префект рассмеявшись.

— Может быть, тайна слишком ясна, — прибавил Дюпен.

— О, Господи! что за мысль!

— Слишком легко раз'ясняется.

— Ха! ха! ха! — ха! ха! ха! — хо! хо! хо! — захохотал гость, — ну, Дюпен, вы меня просто уморите.

— Но в чем же, наконец, дело? — снова спросил я.

— Вот я вам расскажу, — отвечал префект, тяжело отдуваясь и откидываясь на спинку кресла. — Расскажу в немногих словах, но должен предупредить: дело требует строжайшей тайны, и я, вероятно, потеряю место, если узнают, что я сообщил тайну другим.

— Продолжайте, — сказал я.

— Или нет, — заметил Дюпен.

— Ну, вот: я получил извещение от одного высокопоставленного лица, что из королевских апартаментов похищен крайне важный документ. Лицо, похитившее его, известно; тут не может быть никаких сомнений; видели, как оно брало документ. Известно также, что документ до сих пор остается в его руках.

— Почему это известно? — спросил Дюпен.

— Это ясно по самой природе документа, — отвечал префект, — и потому, что до сих пор не обнаружились последствия, которые должны обнаружиться, когда документ не будет больше в руках вора, то есть, когда вор употребит его для той цели, для которой украл.

— Нельзя ли немножко яснее, — сказал я.

— Хорошо, я скажу, если так, что бумага дает своему обладателю известную власть, там где эта власть имеет огромную силу. — Префект любил дипломатические обороты речи.

— Я все-таки ничего не понимаю, — заметил Дюпен.

— Нет? Хорошо; пред'явление этого документа третьему лицу, — я не стану его называть, — затронет честь одной очень высокопоставленной особы; вот что дает владельцу документа власть над этой знатной особой, спокойствие и честь которой, таким образом, подвергаются опасности.

— Но, — заметил я, — ведь эта власть зависит от того, известно ли похитителю, что обокраденная им особа знает, кто украл письмо. Кто же осмелился бы…

— Вор, — перебил префект, — министр Д., человек, который осмелится на все, достойное и недостойное. Самый способ похищения так же дерзок, как и остроумен. Документ, о котором идет речь (письмо, если уж говорить откровенно), получен пострадавшей особой, когда она находилась одна в королевском будуаре. Во время чтения она была захвачена врасплох появлением другой знатной особы, — именно той, от которой надлежало --">