Буало-Нарсежак - Дурной возраст

нравится, ребята? — К ним подошел человек в спецовке.

— Отпад, — согласился Эрве. — Месье Раймон, можно я возьму одного маленького гангстера?

— Если он тебе нравится, бери, не стесняйся. Они уже не нужны.

— Спасибо.

Эрве сунул в карман куртки человечка в маске.

— А тебе не кажется, что тебя малость заносит, а? Она ведь нас узнает, как пить дать, — заметил Люсьен; план казался ему фантастическим.

— Если наскочить сзади… Да мешок набросить, чтоб ничего не видела… Она так сдрейфит, что и пикнуть не посмеет. А нам разговаривать незачем. Издалека кажется — сумасшедшее дело, а на самом деле нет ничего проще. Тачку достанем.

— А с едой как?

— Сунем ей бутерброды. Только раз ты против… согласись все-таки, что она нам житья не дает. Особенно тебе. То, что я предлагаю, — скорее, конечно, наглость, но зачем преувеличивать? Ну, похитили, ну и что? Никакой драмы нет. Сам подумай!

Он театрально откланялся.

— Чао!

И подтолкнул Люсьена — пусть выходит первый. До машины они добежали. Снова закапал дождь. Эрве включил «дворники» и нервно рванул назад.

— Тихонько, ты не на автогонках, — посоветовал Люсьен.

Но Эрве его не слушал. Выжимал скорости до предела. Мурлыкал какой-то мотивчик. В хибару телку… В хибару телку… В хибару… Он затормозил перед красным светом светофора.

— Чем больше я все обмозговываю, тем больше мне кажется, что дело в шляпе.

«Почему бы и нет? — подумал Люсьен. — Месть получилась бы очень даже эффектная».

С той минуты, когда разыгралась сцена в кабинете директора, мысль о собственном поражении выводила его из себя. Не покидало острое чувство, что его преследуют. Поначалу и та и другая стороны изучали друг друга, затем мало-помалу все испортилось. Бесконечные вызовы к доске, плохие отметки, а вскоре — конфронтация, сведение счетов. Он убирался восвояси, терпя поражение, — это он понимал. Однако клялся, что невредимой из конфликта она не выйдет. И если благодаря сумасшедшей идее Эрве…

— Ты думаешь, она нас не заподозрит?

— Конечно, нет, — сказал Эрве. — Она вообразит, что тут какая-то ошибка, что бандюги дали маху…

— Но когда она вернется, все вернется на круги своя.

— Клянусь, ей и в голову не придет шум поднимать. Не будет же она трубить на всех перекрестках, что ее умыкнули. Ведь смеху не оберешься. Нет.

Они сделали большой крюк, держась подальше от гаража Корбино. Наконец Люсьен вышел из машины, а красный кабриолет резко рванул с места и исчез в потоке машин.

В приемной подремывал пациент. Люсьен вошел в столовую, где на столе уже стоял прибор. На салфетке лежал листок из блокнота, записка Марты: «Месье сказал, чтобы вы кушали без него». Люсьен пожал плечами, скрутил из листка пыж и точным ударом отправил его под буфет. Вошел на кухню, зажег под кастрюлями газ. Он привык оставаться один, прислушиваться к ежечасным телефонным звонкам, общаться с отцом с помощью записок. На сервировочном столике лежали блокнот и карандаш со вставным грифелем. «Мне, наверное, понадобятся двести франков — на новые кроссовки… Видимо, и джинсы новые нужны. За починку мотоцикла спрашивают триста франков…» На следующий день Люсьен находил требуемую сумму. Удобно. Доктор никогда не отказывал. Но, увы, человек, с которым Люсьен встречался в дверях или за обеденным столом, в спешке, или поздно вечером, всегда выглядел усталым, озабоченным. Всегда натянуто, вымученно задавал два-три вопроса об учебе, словно старался играть роль, которую не понимал. И если порой тем не менее что-то вроде порыва нежности толкало их навстречу друг другу, как назло звонил телефон.

— Что поделаешь, — говорил доктор. — Такая работа… сам видишь.

Люсьен поднялся по лестнице и вошел в свою комнату. По правде говоря, это была более чем комната. Это было его логово, берлога, пещера, где он был сам себе хозяин. Как и каждый вечер, он с удовольствием поглядывал на плакаты с изображением яхт, скользивших в тучах водяной пыли. Его ждала матросская койка, застланная стеганым из шотландки одеялом, а рядом — проигрыватель и куча пластинок. По стенам, на бумажных полосах, тщательно прикрепленных кнопками, — цитаты из произведений Бориса Виана:^[1] «Бросьте думать, что отвечаете за целый свет. Отчасти вы отвечаете за себя, и того довольно… Мне плевать, могу я или нет заставить других разделять мою точку зрения… Я ненавижу ученье, так как развелось слишком много дураков, умеющих --">