Йозеф Несвадба - Болезнь Холмса

школе. Оба мы выросли на окраине. В сыщиков и индейцев мы с ним никогда не играли. То была пора экономического кризиса, и я воровал для него хлеб. Мне пришлось долго уговаривать его, прежде чем он согласился на следующий день пойти со мной, но только неофициально, без формы. Все это ему не слишком-то нравилось. Оказывается, мой шеф уже не раз заявлял на Себальду в полицию. Однако установлено, что эта женщина никаких денег не берет, разве иной раз кое-что из продуктов, да и то лишь столько, сколько ей самой необходимо. До сих пор никто ее ни в чем не уличил.

— Да, до сих пор… Но сейчас на ее совести два убийства… — возразил я ему.

И вот мы стучим в дверь ее домика. У меня было такое ощущение, будто я привел комиссара, который должен арестовать злодея где-нибудь на Оук-Ридж.

— Пан главный напрасно беспокоится, — встретила нас Себальда на пороге. И улыбнулась так мило, что в тот момент я, и правда, не мог себе представить, чтобы эта женщина была способна хладнокровно убивать людей.

— По крайней мере, раз уж он здесь, мы сможем все вместе потолковать, — произнес мой «комиссар» без малейшего английского акцента.

Вдруг мы услышали шум. В комнате Себальды с грохотом падала мебель. Когда мы вбежали туда, Холмс был мертв. На столе лежали все его сбережения. Банкноты, золото, бриллианты. Мы отвели Себальду в городское отделение полиции. Она ни слова не сказала в свое оправдание. Только тихо плакала, точно умер кто-то очень для нее близкий. Ее слезы не были похожи на слезы злодея, попавшегося наконец с поличным. Ну что же, не помогли ей ни телепатия, ни интуиция. Мы вывели ее на чистую воду с помощью чисто теоретической конструкции. Дорогой ценой пришлось заплатить за наш триумф. Это был первый просчет Шерлока Холмса. Шеф стал жертвой собственной концепции. Он погиб, но разум восторжествовал.

В тот вечер я должен был делать доклад о кибернетике. Тогда для нас это была еще совершенно неизведанная область науки, книгу о ней оставили в нашей больнице два американских врача-мормона. Я понимал, что кибернетика — величайшее достижение новейшей логики. Шефа она наверняка бы воодушевила. Но я не мог говорить. И только предложил, чтобы нашей больнице присвоили имя Холмса. Я так и сказал «Холмса», потому что мысленно не называл главного его настоящим именем.

— Его убил собственный страх, — возразил мне главврач соседней больницы, приезжавший к нам на вскрытие. — Он был здоров, как бык. И давление как у молодого. Но очень уж испугался этой пораненной родинки, очевидно, был уверен, что его убьет болезнь, лечению которой он посвятил всю жизнь. Перебывал у всех наших специалистов. Никто не мог его успокоить. А у Себальды он сам себя убил. Не вижу здесь никакого торжества разума. Вчера вечером он взял из больничной аптеки два пакетика с порошками морфия.

Мой Холмс! Но ведь были же какие-то признаки! Ведь должен же он был ощущать симптомы! Значит, он ощущал симптомы несуществующей болезни? Как это объяснить логически?

Дома меня ждал приятель.

— Твой шеф сам пригласил из Праги Прохазку и ту женщину. Ее фамилия Ружичкова. Он познакомился с ними в онкологической поликлинике, где тоже проходил обследование. Очевидно, пообещал им какое-то чудодейственное лекарство, обнадежил, чтобы потом использовать против Себальды. После смерти Ружичковой тебе звонил не Прохазка — тот уже вообще не мог ходить, а сам главный. Это была ловушка, но ловушка для тебя, дорогой Уотсон… — «Комиссар» грустно вздохнул. — Разумеется, он не мог предполагать, что я буду настолько глуп, чтобы не проверить фактов. Да только реальности и эксперименту он никогда не придавал большого значения.

— Но я сам видел письмо, присланное ему Себальдой!

— Письмо было старое. Она часто писала ему. Но, видимо, этот человек боялся ее, как вообще боялся женщин и жизни. Он и покончил-то с собой из страха.

Мой Герой! Считал, что ему все равно суждено умереть, и хотел заодно уж устранить Себальду, единственного свидетеля его научной несостоятельности.

— У нее же были найдены его деньги, — привел я новый аргумент.

— Он сам тайком принес их. Чтобы они послужили уликой против Себальды. Решил избавиться от нее мошенническим наветом. Мошенничество из добрых побуждений!

Я припомнил несколько подобных же случаев: как Крамер в Вене перекрашивал саламандр, чтобы доказать свою теорию, а в Пилдауне изготовили фальшивый череп прачеловека, чтобы с его --">