Григорий Шансов - Человек из пропавшей страны

редко приходил трезвым, только если на завтра в рейс. Так и случилось в тот вечер – пришел трезвый. Осмотрел сына, усмехнулся и спросил:

– Подрался?

Слово “подрался” прозвучало с неким уважением, и Марат это почувствовал. Захотелось сказать, что так оно и было, но все же правда оставалась другой – его ударили за “донос”. Услышав правду, отец призадумался. На следующий день Марат остался дома. И на следующий тоже. Всю отработку его не было. Мать не пустила, да и у самого желание наполнять “закрома” куда-то пропало.

Однажды вечером пьяный отец сидел на кухне. На столе – полупустая бутылка водки, на измазанной газете – разодранная селедка, рядом покоились изломанная булка хлеба, головка лука со следами зубов, грязные тарелки и стакан остывшего чая.

– Сын! – крикнул он громко, так что его грубый голос был слышен во всех комнатах.

– Иди, папа хочет поговорить, – сказала мать, – трезвый никогда не разговаривает.

Марат пришел на кухню и сел на табурет. Отец посмотрел на него мутным взглядом, налил себе еще водки и поставил рюмку рядом.

– Это последняя, – торжественно объявил он сыну, затем вытер руки о майку и еще раз посмотрел на него. – Запомни одно: если тебя бьют – бей в ответ. Понял, сына?

Марат утвердительно кивнул.

– Если тебя бьют – бей в ответ, – повторил отец, словно прислушиваясь к своим словам. – Всегда бей. А еще лучше – бей первым. Бей так, чтобы не встал.

Он посмотрел на полную рюмку, отодвинул ее и снова уставился на Марата.

– Стукачом не будь никогда. Таких не любят. Я сам никогда не был стукачом и не буду. Если видишь что-то, не твое это дело.

Марат почувствовал, как внутри рос протест. Он боялся пьяного отца, но тут не мог промолчать:

– Но ведь они вредили стране, они губили урожай! Как тогда мы построим светлое будущее, если люди так делают?

Рот отца растянулся в пьяной безнадежной улыбке. Беззвучно смеясь, он закачал головой. Затем в его глазах появились слезы, самые настоящие.

– Эх, сына, сына, – он открыл рот и с горечью прикусил свой огромный кулак. Из крупной ноздри показалась смачная капля. Отец с шумом втянул каплю назад, ударил кулаком по столу и с пафосным надрывом крикнул. – Мы никогда не построим светлое будущее!!!

Голос отца сотряс побеленные стены "хрущевки", а на столе зазвенели тарелки. Марат округлил глаза:

– Как? Почему? Нас ведь этому учат в школе!

– Учат в школе, – голос отца потеплел. – Мало ли чему учат в школе. Правда, сын, она другая, – он хотел снова стукнуть по столу, но вместо этого протяжно застонал, завыл словно волк на свою долю, – Э-э-э-х.

В коридоре появилась мать и с тревогой заглянула на кухню.

– Понимаешь, – продолжил отец, – как ни старайся, а сверху окажутся самые гадкие. Приспособленцы, лизоблюды, карьеристы, наглецы. И поставят они на важные посты своих тупых сынков, жен и любовниц. И так будет при любом раскладе, любой идеологии. Так что, сына, про лучшую жизнь – брехня.

Рюмка водки, мозолившая глаза отцу, оказалась в его руке и опорожнилась в бездну раскрывшегося рта. Отец поморщился, понюхал лук, снова нашел глазами сына и пробормотал:

– Это последняя, сын, последняя. Бр-р, какая гадость. Никогда не будь таким, как я.

Затем он замычал понятную только ему мелодию, голова брякнула об стол и захрапела. А Марат сидел и смотрел на отца, думая о том, что услышал: “Мы никогда не построим светлое будущее”.

Глава 3. Щуплый Вася

В школе никто не напоминал Марату случай у соломенной кучи. Прошла осень, зима, наступила весна и приближались летние каникулы. Это случилось на уроке русского языка. Учительница дала задание и на время отлучилась. Царила атмосфера свободы, ученики гуляли по классу, выходили в коридор, галдели, и только некоторые добросовестно выписывали себе что-то в тетрадь. Дверь в класс отворилась и послышались шаркающие шаги. В следующий миг Марат, сидя за партой в первом ряду, ощутил крепкий удар по затылку чем-то твердым. В голове зазвенело. В сторону отлетел ключ от амбарного замка. Таких больших ключей Марат еще не видел. Не понимая, что происходит, он встал с места и огляделся. Внутри закипела злость. Неконтролируемая, спонтанная, чистая.

– Кто!? – спросил он. Ученики молча озирались. Вдоль парт, не сбавляя хода, размашистой походкой моряка шел Васек, громко топая ногами. Мятые брюки выбились из-под ремня, рубашка висела почти до колен, карман пиджака держался на честном слове, лохматые волосы падали --">