Дмитрий Юрьевич Власенко - Охота на Гитлера

снял бюстик с этажерки и уложил его рядом с собой. – Вот у этих сволочей все прекрасно устроено в жизни, они переживут и меня, и вас, и Сталина, нарожают детей, выйдут на пенсию, и никакой суд им не страшен: ни демократический, ни нацистский. И ведь такие люди, они всегда нужны: они прекрасные работники, они усидчивые, умелые, знающие, куда дует ветер. Они всегда знают, что сейчас надо говорить, и когда кивать, а когда проявить принципиальность. И я их ненавижу. За то, что у них нет депрессии, за ограниченность, хамство, упрямство, за толстую кожу, за все! И за то, что я тоже хочу быть одним из них и наверное, когда-нибудь им стану. А идите вы в жопу, дорогой партайгеноссе Гитлер! – сказал он, бросая бюстик на пол.

– Я покажу вам, сволочам, всем покажу! – мощный порыв протеста подхватил Зельца и вынес на улицу. Громко хлопнув дверью подъезда, Зельц решительным шагом направился в сторону трамвайной остановки.

Смерть

Дзынь-дзынь. Дзынь-дзынь. Шпион-шпион, открывай ворота, твоя смерть пришла, тебе гроб принесла. Отворяй, хрен собачий. Поверни ключ в замке, сраный резидент, расскажи нам, что ты тут нашпионил в нашем Третьем Рейхе. Открывай, а не то хуже будет!

Шнайдер стоял в одних трусах и майке у окна и курил, выдыхая дым в форточку. На душе было светло и пусто. Он обернулся – Кэт спала, улыбаясь во сне.

Шнайдер улыбнулся в ответ. «Счастье», – подумал он. За окном было чистое небо, и наконец-то, наконец-то, выглянуло солнце, милое, любимое солнце, о котором так долго он мечтал, и которое светит, так прекрасно светит, как лет сорок назад, когда солнце, казалось, светило каждый день, и каждый день случалось что-то новое, и мир был ярким, как елочная игрушка.

Мимо дома проехал трамвай, ему показалось, что он увидел в окне фрау Бауэр, смотревшую, не мигая, прямо на него. Шнайдер моргнул – и фрау Бауэр исчезла.

– Дзынь-дзынь, – снова тренькнул звонок.

Шнайдер отправил окурок в форточку и пошел открывать. За дверью стоял Зельц в поношенном сером пальто, из-под готовых выглядывали серые штаны и замызганные коричневые ботинки. В руке у него была бутылка пива, кажется, он был пьян. Увидев Шнайдера в трусах и майке, он зло посмотрел на него, но ничего не сказал.

– Что смотришь? – спросил Шнайдер. – Заходи давай.

Зельц тихо вошел в прихожую и закрыл за собой дверь.

– Что вы здесь делаете? – спросил он.

– А что, непонятно? – ухмыльнулся Шнайдер. – Может, тебе еще все показать? Ладно, стой здесь, я сейчас.

Он повернулся спиной к Зельцу, и в этот миг Зельц ударил его изо всех сил по затылку бутылкой. Шнайдер упал.

– Старый кобель! – заорал Зельц, пиная неподвижного, беззащитного Шнайдера. – Ублюдок! Я тебя ненавижу! Какого хрена ты здесь делаешь, ты, тупой кабан?!

Вдруг в прихожую ворвалась Кэт, разметав полы халата, как нетопырь – крылья, и вцепилась ему в лицо, страшно визжа:

– Не трогааай!!! Пошел вон!

– Ты сука! – заорал Зельц. – Продажная русская шлюха, тварюга, гнида, баба, гнида, сука, ненавижу, тварюга, гнида, проблядушка, сучка! Чтоб ты сдохла!

– Убирайся, убирайся, – орала Кэт, вышвыривая его из квартиры. – Убирайся, мерзавец, подонок, трус. Убирайся, и чтобы больше никогда сюда не приходил. Трус! – она захлопнула дверь так, что грохнуло на весь подъезд.

Кэт опустилась на колени перед Шнайдером и заплакала:

– Саша, Саша, – звала она, – Сашечка, очнись. Саша!

Шнайдер приподнял голову и недоуменно посмотрел на девушку.

– Что произошло? – спросил он.

– Он тебя ударил, представляешь? – сказала Кэт. – Сзади, подло, проклятый трус. Я его выгнала, подонка. Только сзади и может бить, трус проклятый.

– Ох, Катя, – голова Шнайдера упала. – Ну зачем ты это сделала?

– Что?!

– Я же просил – никогда не вмешивайся! Так нельзя.

– Как?!

– Помоги-ка мне, – с помощью Кэт Шнайдер тяжело поднялся, проковылял к кровати и сел, морщась от боли. – Как он мощно меня саданул, а? – усмехнулся Шнайдер, ощупывая желвак на затылке. – Вот оно, племя молодое, незнакомое!

– Ты что, радуешься, что ли? – не поняла Кэт.

– Конечно, радуюсь! – хмыкнул Шнайдер. – Он мне чуть голову не проломил, теперь есть повод порадоваться. Представь, он бы так Гитлера саданул – от фюрера только бы косточки полетели.

– Не понимаю, – сказала Кэт.

– А что тут понимать? – Шнайдер махнул рукой.

– Саш… – позвала Кэт.

– Ладно, моя вина, – признал Шнайдер. – Что у нас там со временем? Шесть часов скоро?

– Через десять --">