Константин Греков - Майкопский «Негус»

оно получилось с тем седым подполковником. После его призывной речи вышел из толпы рослый мужик, снял шапку, шутовски поклонился:

— Не узнаешь, гражданин начальник? А мне твоя личность ой как знакома.

И дико выкрикнул:

— Это ты, сволочь, отца моего раскулачивал!

Страшным ударом свалил он пожилого офицера и стал бить ногами. После минутного замешательства к нему бросились другие пленные, хотели предотвратить расправу, но кольцом встали дружки:

— Не лезьте не в свое дело, мужики, дайте со знакомым комиссаром по душам побеседовать.

Тут стенка пошла на стенку, много зубов было выбито, много скул сворочено. К концу драки появились вооруженные американцы, негры-санитары понесли к выходу из лагеря тело подполковника. А один из дружков убийцы, взобравшись на железную бочку, повел свою агитацию. Говорил — не верьте, мужики, братья православные, солдатики мои дорогие, комиссарским улыбкам. Здесь они все улыбаются, а переедешь границу зоны — хмурые типы из НКВД. Слыхали слово «фильтрация»? Это значит, всех, кто у Власова служил (как я, к примеру), — под расстрел, остальных — на Колыму. Вот и вся хитрость, мужики, вся фильтрация.

Власовский оратор призвал обратиться к лагерной администрации с просьбой — не впускать сюда советских офицеров. Они ходят, все вынюхивают, высматривают, кого им надо, потом требуют выдачи с указанием фамилии. Набрешут, что ты военный преступник, простаки союзники и верят. Он рассказал, что чекисты, переодетые в армейскую форму, устроили шикарный банкет для западных офицеров, упоили всех водкой, обкормили икрой, а союзники по пьянке отдали дорогим советским друзьям генерала Власова. Так то сам командующий РОА. А офицера из его армии чекисты могут выменять у американцев за бутылку русской водки. Какой-нибудь негр-шофер запросто любого из вас выведет с лагерной территории и особистам в пасть положит.

Брешет, не брешет этот мужик, пес его знает. Примеряя нарисованную им перспективу к себе, Николай решил, что его-то и за чекушку отдадут. Он ведь даже не офицер, он всего лишь ординарец помощника начальника оперативного отдела штаба РОА подполковника Коровина. А там поди доказывай, что ты, будучи в РОА, даже ни разу и не стрелял. Найдут, к чему придраться.

И Николай махнул в Мюнхен — тропа туда из его лагеря уже была протоптана. В большом городе легче затеряться. Щель обязательно найдется. И она нашлась. Еще в университете Николай прочитал «Ибикус» Алексея Толстого. Проходимец Невзоров поразил его живучестью. Черт-те где, за границей, на краю света, а гляди-ка — сумел пристроиться. Думал ли тогда студент Шурко, что через шесть лет он, теперь беглый военнопленный Соколов, у черта на рогах, в Мюнхене, поступит в строительную фирму господина Моисеева! Откуда взялось это очередное воплощение бессмертного Семена Ивановича Невзорова, какова его история-биография, откуда родом, где носило-мотало, из каких огней живым вышел — пес его знает.

Важно, что работу дал господин Моисеев. И не спрашивал ничего, кроме профессии, квалификации, знания языка. Работали люто. Но угрозы расстрела не было. Строили аэропорт. На господина Моисеева работали в основном дипишники. Такого слова раньше в русском языке и не водилось. До чего же гибкий язык! Для таких, как Николай, которые вроде бы уже и не пленные, потому что не хотят репатриироваться, сконструировали английский термин «перемещенные лица» (дисплейсд персонс). Сокращенно (в английском много сокращений) — ди-пи. А по-русски дипишник! Поэт, может быть, и перевел бы как «сорванные бурей» или что-то такое, но термин придумывали не поэты. Термин переводит в другую плоскость отношения между участниками только что отгремевшей войны. Кем лучше называться: вчерашним солдатом армии Власова или дипишником? Кажется, ясно.

В сорок седьмом на стройку приехал господин Болдырев Константин Васильевич, подрядчик, из старых эмигрантов. Обходил русских, вербовал в Африку, во Французское Марокко, и в Южную Америку, в Бразилию. Николай выбрал Марокко — оно и поближе (к чему поближе, Николай?), и к тому же набралась туда целая группа — несколько десятков человек. В их числе Михаил Кулеминов, с которым Николай не то что сошелся (в этом мире никто ни с кем не сходился), но все же они держались вместе. Мишке было всего девятнадцать, но он уже научился лишнего не болтать. Припомнили они, однако, давнюю свою встречу, когда оба еще носили форму РОА. Юный Кулеминов --">