Владимир Геннадьевич Кудымов - Океан лжи

тебе Дюреин? – спросил охранник, когда я припарковался возле ворот.

– Вернуть украденное, – ответил я выходя из машины.

– И чем я могу тебе помочь?

– Ничем Рамирез, но твой хозяин вполне сможет.

Хосе Рамирез был правой рукой Артура Миллера и отвечал за все незаконные операции в Нью-Йорке. Он имел славу психопата, способного распотрошить любого, начиная от мелкого бандита на улице, заканчивая шефом нью-йоркской полиции.

– Мистер Миллер занят, но я с радостью побеседую с тобой. Взять его парни, – скомандовал он и из темноты выскочили два амбала.

Мои руки оказались в мощных тисках, потащивших меня в сторожку, расположенную у ворот. Всё это происходило под громкое сопение Рамиреза, предвкушавшего кровь на своих клыках.

Дверь захлопнулась и я оказался в пустом помещении, один против трёх голодных гиен.

– Вам бы не помешало купить сюда мебель, – усмехнулся я и сразу же получил удар в лицо. – Неужели у Миллера нет денег даже на стулья, – после второго удара, я понял, что уже получил суточную порцию боли.

– Послушай Дюреин, – Рамирез схватил меня за подбородок, – Не знаю, зачем ты сюда сунулся, и не хочу знать. Ты и так доставил мистеру Миллеру неудобства…

– Я пришел, чтобы забрать её, – прошептал я, облизнув окровавленные губы.

– Кого?

– Аннабель, – закричал я и нанёс Рамирезу сильнейший удар ногой между ног. Он сразу же упал набок издав пронзительный вопль, после чего скорчился от боли.

Оттянувшись влево, насколько это было возможно, я нанёс удар головой в лицо громиле справа. Он тут же отпустил меня и схватился за нос из которого на пол начал брызгать фонтан крови.

Стоявший слева амбал замахнулся, в надежде превратить меня в картофельное пюре, за что сразу же поплатился. Правой рукой я стал наносить быстрые удары в челюсть оппонента, после седьмого по счёту послышался характерный хруст означающий, что он никогда больше не сможет принимать твёрдую пищу.

Тем временем кровь на полу образовала приличную лужу, добравшуюся до моих туфель за сотню баксов. Не стерпев такого хамства, я сцепил руки в замок и со всей силы ударил мистера "Сломанный нос" по затылку. Пошатнувшись, он упал лицом в лужу собственной крови, запачкав мои брюки.

Рамирез тем временем тихо стонал, не в силах подняться. Решив, что он и так получил достаточно, я вышел из сторожки и аккуратно закрыл за собой дверь. Ворота оказались не заперты.

И вот ты уже бежишь по роскошному газону к центральным дверям особняка, считая секунды. Двадцать три. Двадцать четыре. Двадцать пять. Старая армейская привычка, не даёт расслабиться. Эта атака лоб в лоб может стоить тебе жизни, но сожалеть будешь утром. Дюреин, уже давно за полночь, люди в твоём возрасте спокойно спят в своих кроватях в обнимку с женами, просыпаясь, разве что, проверить в порядке ли дети. Сорок восемь. Сорок девять. Пятьдесят.

Ведь ты мог сотню раз остепениться. Сейчас бы заканчивал карьеру в полиции, и считал не секунды, а годы до пенсии. Но нет, Эдди Дюреин не создан для спокойной и размеренной жизни. Роковые красотки, неравные драки, стрельба по чём зря, ты состоишь из этого. Тем более уже давно страдаешь бессонницей.

Я стоял перед огромными входными дверями держа револьвер наготове, не зная, чего можно ожидать внутри. Миллер, должно быть, уже в курсе моего визита и вполне мог подготовить артиллерию. С другой стороны был чёрный ход, но что-то подсказывало, там тоже не безопасно.

Двери открылись и спустя мгновение мой револьвер уже смотрел в лицо человеку стоявшему напротив, но ни один мускул на его лице не дрогнул. Джеймс – седовласый, почтенного возраста, чернокожий дворецкий не один десяток лет проработал в особняке Миллеров. Либо он привык жить с наставленным на него оружием, либо хотел скорее распрощаться с жизнью.

– Хозяин ждёт вас, – сказал Джеймс и жестом пригласил меня войти.

Я молча воспользовался его предложением и проследовал к лестнице. Из всех дверей на втором этаже мне требовалась только одна – ведущая в кабинет Артура Миллера. Хороший детектив никогда не стучится, прежде чем войти.

Меня явно ждали. Владелец особняка сидел в кресле за огромным столом, руки сжали тлеющую сигару, уголок рта слегка поднялся. Сейчас или никогда.