Михаэль Верник - Лекарь

чаяния, вельможная хозяйка собирается принять нас лично. Мне стало неудобно за свой вид и манеры. Питера я строго предупредил не встревать в беседу, буде такая состоится, и представлять из себя истукана.

Хозяйка, пожилая, но отнюдь не немощная женщина, с отрешённым видом выслушала титулы, которыми представил дворецкий нас с цирюльником: «Известнейший доктор медицины и его учёный помощник», жестом повелела нам занять места в удобных креслах и отослала слуг.

– Итак, господин лекарь, – произнесла она приятным грудным голосом, давая понять, что знакома с нашими действительными чинами, – давайте договоримся: я даю вам кров и пропитание, что совсем не просто в условиях осады, в обмен на некоторые необременительные услуги, связанные с вашей врачебной специальностью. Пока можете ознакомиться со своими покоями, оправиться и отдохнуть. На обед вас сопроводят, и вообще, за любой надобностью свободно обращайтесь к слугам. Ближе к вечеру вас, господин лекарь, посетит несколько горожан, посоветоваться о своём здоровье.

Так я начал врачебный приём жителей осаждённого города. Вернее, жительниц. Осмотренные мной десяток молодых, не очень молодых и совсем юных женщин были заражены французской болезнью, несчастные жертвы изнасилований солдатнёй. Я назначил им ртутные притирания, рекомендованные ещё моим кумиром Парацельсом, но полнее описанные итальянским врачом Джованни де Виго, папским лейб-медиком, в его «Practica compendiosa», с которой я не расставался. К сожалению, у меня не было смолы бакаута или lignum vitae – древа жизни, привозимой из Нового Света, и, по слухам, чудесно излечивающей среди прочих недугов именно французскую болезнь, и достать её в осадных условиях не представлялось возможным ни за какие деньги.

После окончания приёма я был вызван к графине.

– Молодой человек, – обратилась она ко мне приватно и мило, – вы прониклись пониманием страданий, которые приносит война женской половине человечества?

Что я мог ответить? Для меня это было очевидно, как… Как природа. Она вокруг нас и в самих нас. Она требует – мы повинуемся. Войны в природе человека. Сплотившиеся в разные общества люди ищут способы расширения своего жизненного пространства, путём отнятия его у других. Жизненное пространство может включать в себя всё: власть, богатство, удовольствия. Расплачиваясь опасностью умереть или остаться инвалидом, солдат достигает расширения своего жизненного пространства, своего права, здесь и сейчас. Не будь он бойцом, кем бы он был? Отребьем, проводящим жизнь в поисках пропитания. А на войне? Именно в насилии над женщиной он находит вершину достижения своего права сильного. Только тут у усреднённого человека удовлетворяются одновременно три страсти: богатства – можно поживиться отобранным, но, если отобрать нечего, всё равно, терзая жертву ты делаешь это на жаловании; власти – в большинстве случаев над слабой женщиной в условиях войны можно получить полный контроль не прибегая к физической силе, только на страхе, а редкую бесстрашную женщину можно приручить побоями и прочими болезненными воздействиями, как собаку; удовольствия – обычный солдат зачастую страдает от невозможности полового удовлетворения с женщиной так часто, как ему бы хотелось, а в условиях овладения вражеским пунктом он может удовлетворять эту свою потребность до бесконечности, даже если мало женщин. В таком случае одной удовлетворяется множество.

Я почтительно промолчал, а пожилая фрау продолжила:

– Представьте, что у вас есть дочь. Или возлюбленная. У вас же есть мать, в конце концов.

Тут она ошибалась. У меня не было ни той, ни другой, ни третьей. Но представить я честно попытался.

– Вы находитесь здесь, а где-то там, в сотнях миль отсюда, в дом дорогого для вас существа женского пола врывается распалённая победой солдатня. Что при этом видит и чувствует ваша женщина, не важно, будь она матерью, возлюбленной или дочерью?

Постепенно ужас описанного начал проникать в меня. Глаза увлажнились, стало трудно дышать. Я наполнился нечеловеческим, парализующим, предвечным Страхом, вмещающим в себя страх смерти, страх боли, страх позора, страх будущего без самоуважения и любви. Я должен был что-то сказать, но слов не было. Даже если бы были, горло сдавил такой ком, что я не выдержал, отвернулся к стене и разрыдался. Рыдая, ощутил руку графини на своём вздрагивающем плече.

– Милый мальчик, вы должны нам помочь. Сделайте всё, чтобы кошмар --">