Брайан М Випруд - Таксидермист

наткнуться на твердокаменную гримасу продавщицы. Я слегка опешил: и от ее непреклонности, и от того, что вдруг заметил: веснушки у нее – нарисованные.

– Я хозяин. Не продается. Ванная за шторкой, налево.

Реймонд Бёрр^[3] в парике заявлял мне – в совершенно прозрачных выражениях, – что мне лучше все-таки пройти в «дабл». Так я и сделал, только оказался он не слева, а справа.

В ванной все предметы без исключения были покрыты пухлыми кокетливыми салфеточками. Даже непочатый рулон туалетной бумаги прятался под юбками красавицы-южанки, куклы Кьюпи.^[4] Я быстро сполоснул руки и вытер об мещанский вышитый носовой платок – из тех, что в приличном обществе называют гостевыми полотенцами.

Может, я еще ворочаюсь под одеялом и пускаю слюни на подушку, и мистер Дрёма сыплет мне в глаза свой волшебный песок? В этих «Вечных вещных сокровищах» хоть что-то имело смысл только в вывихнутом, отягощенном ид^[5] Царстве грез. Вся эта вычурная лавочка должна принадлежать неряшливой старой деве, увлекающейся душистыми мылами. А тетя-кол а должна клепать крылья для «Б-25»^[6] на заводе «Нортроп-Грумман», а не зачитываться макулатурными романчиками и штопать салфетки. Пискун Малахольный Орех был намеком: все это – не что иное, как сон. Знаете, как символ из детства, что в подсознании разрастаются до чрезвычайности.

Я поглядел в зеркало и прочел сам себе зажигательную речь: «Расслабься, Гарт, что с того, что тетя-кола не вписывается в твой определитель птиц? А гагара-то – всего двадцать баксов!»

Я не был вполне уверен, что мне удастся спасти птицу, даже если получится вытрясти из нее жучков. Клюв, казалось, уже не подлежал ремонту, и наверное, придется заменять его искусственным. Вы удивитесь, узнав, чего только не приделывают разным зверям таксидермисты. Искусственные выдриные носы, бобровые зубы, лосиные носовые перегородки, языки пекари, утиные клювы…

Еще вариант – забрать гагару на запчасти. Всегда остается возможность сфранкенштейнить ее с другой гагарой – с хорошей головой и плохими ногами. Или можно использовать части гагары для диорамы, в какой-нибудь сцене – например, как только что пойманную добычу песца.

Но мои помыслы потекли обратно к Пискуну. Тоже настоящее чучело животного, только превращенное в куклу. Подлинный Пискун, поразмыслил я, должен находиться в Музее телевидения. А этот, наверное, – просто рекламный двойник или что-то вроде. С другой стороны, это в детстве Пискун мог казаться мне сокровищем – вообще-то ведь это кукла из грошового местного телешоу. Но вот этот мог оказаться «настоящим Маккоем».^[7]

Входная дверь динь-динькнула: еще один покупатель. Я слегка удивился, услышав, как тетя-кола приветствовала его придушенным шепотом:

– Сукин сын!

– Дай сюда белку! – загремел мужской голос.

Звон стекла. Видимо, шкаф.

Я затаил дыхание, рука зависла наддверной ручкой. Как мне показалось, происходящее смахивало на семейную ссору. Ну знаете, как все время пишут в газетах – какой-нибудь доброхот пытается вмешаться и получает за свою заботу полное брюхо свинца.

– Сволочь! – завопила тетя-кола.

Раздался выстрел, в ванной взорвалось зеркало, и я рухнул на пол, изо всех сил стараясь свернуться в комок за унитазом. Разрыв на обоях указывал, где пуля прошла сквозь стену на своем пути к зеркалу: в воздухе еще висела гипсокартонная пыль. Жужжание свинцовой пчелы не стихало у меня в ушах; она пролетела так близко, что было слышно, как ввинчивается в воздух. Я постарался не думать, что получилось бы, если бы она меня ужалила.

А в лавке продолжалась драка: пол трясся, слышались топот и рычание, об пол бились лампы, дребезжали наперстки в футляре.

– Помогите! – прохрипела Кола – и мне помстилось, что мне.

– Белку! – рявкнул мужской голос.

Конечно, я всегда подставлю ножку воришке, смывающемуся с дамской сумочкой. Или брошу камнем в грабителя, чтобы испортить ему настроение. Но я не пуленепробиваемый Супермен. Но все равно меня за эти прятки за унитазом грызла совесть, а к заднице лип заячий хвостик.

Я пополз к двери, толкнул ее и высунул голову. В просвете между штор в судорожном вальсе мелькнула счастливая пара – они махали мне большим черным пистолетом. Эхо первой пчелы заставило меня отползти обратно в ванную, где нам с хвостиком было вполне уютно, благодарим покорно. Но я подобрал осколок зеркала и выставил его так, чтобы следить за действом. Однако ясно видны были только --">