Татьяна Игоревна Луганцева - Убийства в шоколаде

Габриэля, но он сорит деньгами только так. Очень щедрый парень, этим надо воспользоваться. Чего тебе не хватает?

Варвара закатила глаза и надрывно ответила, заламывая руки в трагичном жесте:

– Простого бабьего счастья!!!

Миша нервно обернулся:

– Тише ты! На нас смотрят!

– Да никого нет, ранища такая! Все нормальные люди еще спят!

– Полстраны одиноких баб, между прочим. Это не повод убиваться, да еще такой красотке. Ты бы лучше пирожное заказала, съела его и сразу бы подобрела.

– Не тянет, сладкое не по мне. Лучше уж морковный сок.

– Надо жизнь любить! Поверь мне, бывает намного хуже, – сказал Михаил.

Пожалуй, ему, как человеку, много лет проработавшему в морге, можно было верить.

Кафе было маленьким и до отвращения светлым. Белые скатерти, белые стены, белые стулья, и только на каждом столике ярким зеленым пятнышком красовалась маленькая елочка, украшенная крошечными игрушечками. На ней-то и сфокусировался взгляд Варвары.

– Вот в чем загвоздка!

– В чем? – не понял Миша.

– В этом мелком зеленом деревце, увешанном яркими безвкусными украшениями!

– Это елка! Варя! Новый год через неделю! Все радуются, ждут! Люди полны надежд и ожиданий, все улыбаются, суетятся. Ты не заболела? – заерзал на стуле Михаил.

Варя даже на кофе перестала дуть.

– Ты серьезно думаешь, что радуются все без исключения? Новый год! Давайте вырубим все елки и обвесимся гирляндами! Да это происки злых троллей!

– Ну почему, все человечество обожает этот праздник! Тут происки, скорее, добрых фей, если говорить на твоем языке. Может, есть и недовольные. Кто-то в больнице, кто-то в тюрьме… – развел руками Миша.

– Я вот и не в больнице, и не в тюрьме, но мне совсем не весело, – огрызнулась Варвара и разразилась монологом: – Когда я была маленькой, то очень любила Новый год. Так нарядно, так красиво. По телевизору шли мультики и веселые фильмы, мама делала мне подарки. Я, как все дети, с трепетом разворачивала яркие обертки в предвкушении чуда. Вот! Я поняла, в чем дело! Пропал трепет, с возрастом становишься циничнее, злее и немного бездушнее. Ты все можешь предугадать, предсказать.

– Жизнь такая тяжелая. Окружающие не виноваты, надо беречь в себе это чувство. Не озлобиться – тяжелая работа над собой, – возразил Михаил.

– Не знаю. Мне кажется, это больше праздник детства…

– Не согласен. Людям в любом возрасте хочется, чтобы и в следующем году у них все сложилось, хочется еще пожить, еще порадоваться. И старики в богадельнях празднуют, и дети, – спорил с ней Михаил.

– Видимо, ты записался в ряды Дедов Морозов? Вот только меня с таким настроем в Снегурки брать нельзя. Хотя это был бы реальный заработок в отличие от туманных перспектив с Габриэлем.

– Я серьезно! – смутился Миша.

– Когда я стала балетом заниматься, а это раннее детство, мне запретили сладкое. Только на Новый год и давали конфетку. А еще в доме всегда появлялась живая елка с колючими иголками, пахло хвоей. Я готова была часами сидеть под деревцем и дышать лесным воздухом. Для меня, городской девочки, это было общение с природой. Вот тогда было чудо, а сейчас одни искусственные заменители. – Варя длинными изящными пальцами потрогала искусственные иголочки и разочарованно махнула рукой: – Но ты меня заставил задуматься.

– О чем?

– О том, что я – эгоистка, думаю только о себе. Есть люди, которые живут бедно, но счастливы. Те, кому никто ничего не подарит, но они не унывают. А я тут сижу, на судьбу жалуюсь. Может, мне нечем заняться в новогоднюю ночь?

– В смысле заняться?

– Ну, не могу я сидеть со скучающей физиономией за новогодним столом, – пояснила она.

– Ты одна осталась? – занервничал Михаил. – Поехали к моим друзьям! Я тоже один. А что, не сложилось у тебя с нашим красавцем-боссом?

– У нас и не складывалось никогда ничего, – с напускным безразличием ответила Варя. – А сегодня утром на его половине дома появилась какая-то красотка.

– Понятно… Хотя чему удивляться? Он нормальный взрослый мужик. Ты думала, он тебя будет ждать? Уж мне не жалуйся, предлагал он тебе и не раз! Одни только взгляды чего стоили! Естественно, женщины будут у Габриэля везде и всегда.

– Радует слово – везде! – заставила она себя развеселиться.

– Не утрируй, ты понимаешь, о чем я….

– Да мне все равно! Пусть хоть каждый день меняет любовниц, что он, видимо, и делал всю жизнь!

– По тебе не скажешь, что тебе все равно, – покосился на нее Михаил. – Но если что, --">