Ольга Николаевна Михайлова - Проклятая русская литература

гармонизации не поддавался.

При этом по непонятной причине Алексей Верейский, хоть и не имел семитских корней, считался на кафедре русской литературы почти своим, то есть евреем, Марк же Ригер, вообще-то бывший этническим немцем, чьи предки помнили ещё Екатерину Великую, среди романо-германской клики своим не признавался и считался евреем, в чем давно устал всех разубеждать, в конце концов смирившись и даже научившись картавить. Оставаясь на своей кафедре гоем и чувствуя себя отщепенцем, он часто захаживал через коридор к русистам или норовил пригласить их к себе. Верейский и Голембиовский откликались тем охотней, что знали беду Ригера: месяц назад он похоронил жену, умершую от неизлечимого недуга. Следы многодневной бессонницы уже сошли с лица Марка, но улыбался он до сих пор одними губами.

— Что пишет пресса? — этот вопрос Голембиовский адресовал Ригеру, ибо знал, что Верейский, его бывший аспирант, а ныне коллега, принципиально никогда не читает газет. Сам он раньше следовал тому же принципу, но, начиная с апрельского пленума ЦК, газеты иногда просматривал. Даже «Правду» читал. Правда, в этом году, после введения в Москве чрезвычайного положения и штурма Дома Советов, почувствовал утомление от политики и теперь опять предпочитал узнавать новости от других.

— Депутата замочили в подъезде, — Ригер сдвинул с «Комсомольской правды» «Известия», — о, тут про проституцию, третья статья за неделю, — Марк глотнул кофе из кружки, на боку которой резвились три поросёнка. Верейский помнил, что эта кружка была на кафедре ещё пятнадцать лет назад, когда он заходил сюда студентом.

— Опять о шлюхах? — несколько оторопело отозвался Голембиовский. С учетом возраста, далеко перевалившего за шестьдесят, путаны не интересовали Бориса Вениаминовича даже академически. — С чего бы это?

— Возможно, общество чувствует свою онтологическую имманентность этому явлению, — вяло предположил Ригер, — ведь русский либерал всегда представлял себя в образе этакой Сонечки Мармеладовой, вынужденной идти на панель системы, утратив на сём поприще невинность. — Ригер смотрел в темноту за окном и, казалось, думал о чем-то своём, — а возможно, она есть символ некой тайной свободы, — высказал он новую гипотезу.

— То есть до перестройки наша продажность была обязанностью, — Голембиовский вытащил из кармана пачку дешевых сигарет и поискал глазами пепельницу. Верейский заметил её на окне и подал Борису Вениаминовичу, — а теперь стала знаком независимости? — Голембиовский тряхнул головой, словно пытаясь поудобнее уложить это понимание в мозгу.

— А почему-таки нет? — общаясь с евреями, Ригер давно усвоил еврейскую манеру отвечать вопросом на вопрос, — свобода — вещь в себе, — Марк сдвинул ещё одну газету, — вот, кстати, в «Толстушке» рецензия на последний спектакль столичного театра, на сцене — голая актриса. Я, правда, заметил, что в дурно протопленных театрах оголённые женщины с синеватой и пупырчатой от холода кожей эротичны не более чем замороженная куриная тушка, но тут сказано, что «в условиях свободы обнаженное тело уже перестало ассоциироваться с нарушением правил приличия, быть вызовом или шоком, а стало одним из тонких художественных приемов». И вот оголенная тетка с отвисшей грудью читает монолог Чайки, а финале спектакля «Кавалеры» актеры-мужчины в чем мать родила танцуют канкан, лишь отчасти прикрываясь перьями и мехами. Представляю себе это зрелище… А ведь каждый из этих канканёров когда-то мечтал, наверное, сыграть Гамлета… — Марк снова посмотрел в темноту за окном. — Но после такого канкана «Гамлет» уже немыслим. Можно сыграть только «Лысую певицу» или «В ожидании Годо».

— И когда же вся эта вакханалия кончится-то? — со вздохом поинтересовался Голембиовский.

— А чего ей кончаться? — отозвался Верейский. — Сказал же классик: «Непомерно веселит русского человека любая общественная скандальная суматоха…» Её и имеем — который год…

— Мы — её, Алеша? Я-то полагал, что она — нас…

Сидящие на кафедре были людьми обречёнными. Из пяти групп риска: философов, ищущих смысл бытия, математиков, изыскивающих способы деления на ноль, дураков с высоким интеллектуальным потенциалом, пытающихся осознать бесконечность, физиков, разрабатывающих теории построения

--">