Инна Сергеевна Тронина - Самосожжение

специальный пластиковый саквояж с вечерним туалетом и босоножками, поставила квартиру на сигнализацию. И, не дожидаясь лифта, сбежала по лестнице во двор. У павильона метро придётся задержаться – подарок учительнице я так и не выбрала, решила обойтись букетом роз.

Хорошо бы попались светло-оранжевые, самые модные в этом сезоне. Математичка всегда говорила, что очень любит розы. Но вот беда – никто ей их не дарил. Ну что ж, пусть я буду первая. Вряд ли на старости лет Ирина Михайловна заслужила мужское внимание. У неё и в те времена передние зубы торчали изо рта, и краситься наша классная дама совершенно не умела.

Сколько её помню, всегда ходила в старомодном коричневом костюме и оглашала школьные коридоры цокотом подковок на каблуках лакированных «лодочек». Какие уж тут розы, даже букетика ландышей не получила Верещагина от своего супруга. Тот, устав ждать её с педсовета, сбежал к молоденькой. Но героическая женщина особенно не опечалилась; наоборот, принялась тиранить нас с удвоенной энергией. Тогда мы учились в шестом «а» и втайне надеялись, что Ирина с горя выпьет уксусную кислоту. А она весела, здорова и активна; даст нам всем сто очков вперёд. Ни о чём не жалеет, прошла бы снова весь путь, не дрогнув. Ей на пенсии – благодать, и не снятся кошмары, как мне сегодня.

Они пришли ко мне глухой ночью втроём – Анька, Верка и Дина. Дина Агапова… Она снится всегда перед непогодой и слезами. И всё смотрит, смотрит в глаза, как будто упрекает. Я не спасла её в ту ночь, но ведь и сама Дина не хотела этого. Она не была моей подругой, как Анька и Верка. Но исповедовалась мне перед тем, как навсегда уйти из комнаты и из жизни. Девчонок я не имела возможности удержать на земле, а Дину… Мне часто снится, как я хватаю её за рукав, не даю сесть в машину, но Дина всё равно исчезает. И я реву во сне от горя и бессилия, хочу открыть глаза и не могу…

Не глядя на светофор, я промахнула перекрёсток. Почти уже вошла в метро, но вспомнила про цветы и вернулась. Губская сказала, что Ирина Михайловна недавно переехала в Митино, к сестре, так что сегодня они вместе с юбилеем празднуют и новоселье. Надо было выбрать ей по каталогу какую-нибудь хозяйственную вещицу, но перед тем обязательно проконсультироваться – хотя бы с сестрой математички.

Я согласна обсуждать достоинства миксеров и сковородок, только бы не смаковать на потребу собравшимся подробности собственной жизни и гибели подруг. И вообще, эти гости надеются на сенсации – их не будет. Я уже представляю, что за накрытым столом будет царить фальшь; на какое-то время она прикроет зависть и злорадство. Не обойдётся чуть позже и без пьяного скандала, бабьей истерики.

Ну, а в итоге Антон Стороженко или Женька Мухин начнут громко петь под гитару, чтобы разрядить обстановку. Когда-то они так пытались снять стресс с меня и Аньки Бобровской; в тот момент мы были готовы выцарапать друг другу глаза. Тогда мальчишки, а теперь мужики запоют, а хмельные тётки примутся хором подвывать им. Как я выдержу всё это, не знаю, потому что голова болит с утра. Тяжёлая погода, сложное уголовное дело в работе – вполне достаточно, чтобы получить мигрень, которая сегодня так некстати…

Я тупо смотрела на розы пятнадцати сортов и другие цветы, в вёдрах и вазонах, в корзинках и кашпо. Видела только, что светло-оранжевых, как назло, нет. Глянула на часики, поняла, что уже опаздываю, но всё же пыталась подобрать букет. На площади у метро пахло, как всегда, курицей-гриль, цветами и автомобильным смогом. Невероятная, чудовищная смесь, от которой мутнеет воздух вокруг каменных фигур краснопресненских рабочих и казака на коне.

Но я к ней привыкла, как привыкала ко всему, дикому и невероятному. К своему раннему сиротству; к вечному одиночеству среди толпы. К тяжкой, неблагодарной работе, которая в любой день могла забрать мою жизнь. К ответственности за будущее десятилетней уже дочери, заботы о которой все эти годы мне было с кем разделить. К чувству вины перед теми, кому не смогла помочь. К тому, что сегодня вечером одни будут выпивать, закусывать и танцевать, а другие – плакать, болеть и умирать.

Из музыкального киоска оглушительно орали дикие голоса; тяжело, как пушечные ядра, падали аккорды. Рассыпалась звонкая мелодия, как дробь по жести. Бубнили перепившиеся пацаны, тараторили старухи у рекламных щитов, и тошнотворно воняло подгоревшим жиром.

Я всё-таки выбрала симпатичную композицию в корзине с --">