Марек Краевский - Эринии

рациональный человек, который не мечется по двору и не визжит, заставляя всех жильцов вскакивать с постелей!»

Пирожек вышел из автомобиля, огляделся по сторонам и почувствовал, как стиснулось в горле. Вид постового перед аптекой не ушел внимания окрестных жителей, которые стояли вокруг и громко, можно сказать, даже нагло и настырно, размышляли над столь ранним присутствием стража закона в этом месте. Тот же сурово поглядывал на них из-под козырька своей фуражки и время от времени делал грозную мину, похлопывая ладонями по дубинке, которая висела у него на поясе. В этом районе полицейские уважением не пользовались. Бывало, что они ходили по самой средине улицы, чтобы их не затащили в подворотню и не избили. Теперь же постовой из третьего комиссариата обрадовался, увидав Пирожека, козырнул ему и пропустил в аптеку. Подкомиссар знал, куда нужно идти. Он направился за стойку с допотопным телефоном, прошел через темную прихожую, споткнулся о ящик, в котором лежали заржавевшие аптечные весы, и вошел на кухню квартиры на задах, которую занимал аптекарь с семейством.

Если аптекарь, пан Адольф Ашкенази, вел себя, как и предполагал Пирожек, чрезвычайно спокойно, то его жена точно была не в себе. Она сидела за столом, стискивая худыми пальцами папильотки, покрывающие ее череп словно лыжная шапочка, и громко выла, вздрагивая всем телом. Муж обнимал ее рукой, подсовывая под губы стакан с настоем, как можно было понять по запаху, валерианы. На огне подпрыгивал чайник. Пар покрыл окна, что делало невозможным подглядывание какому-то зеваке, которого постовой на улице не успел прогнать. Духота была неимоверной. Пирожек снял шляпу и вытер платком лоб. Пани Ашкенази уставилась в него с таким неподдельным ужасом, словно увидала дьявола, а не румяного, полного и возбуждающего всеобщее доверие полицейского. Пирожек пробормотал слова приветствия и воспроизвел по памяти телефонный разговор, который провел с паном Ашкенази всего лишь полчаса назад. Тогда аптекарь рассказал обо всем очень даже спокойно и подробно. То есть Пирожеку не нужно было переспрашивать его об одном и том же, опять же в присутствии перепуганной жены и приклеившегося к стеклу любопытного зеваки.

— Где выход во двор? — спросил Пирожек.

— Через прихожую и до конца, пан пулицай, — совершенно неожиданно, ответила пани Ашкенази.

Не размышляя над неожиданной активностью аптекарши, Пирожек снова направился в темную прихожую. Из-за находящихся рядом дверей доносилось громкое похрапывание. «Наверняка маленькие дети, — подумалось ему. — У них всегда крепкий сон, которого не способна прервать даже разоряющаяся вокруг смерть».

Грязный дворик был застроен с трех сторон. От улицы его отделял железный забор, доступ к которому преграждали постовые. Вокруг же стояли ободранные домики с внутренними галереями. К счастью, большинство жителей еще спало. Лишь на втором этаже на стульчике сидела седая женщина и не спускала глаз с старшего сержанта Юзефа Дулапы, который стоял рядом с нужником и курил. «Я вышел по надобности, — воспроизводил про себя Пирожек телефонное донесение Ашкенази, — и нашел в нужнике нечто ужасное».

— День добрый, пан комиссар, — поздоровался Дулапа и затоптал окурок сапогом.

— Что вы творите, Дулапа! — крикнул Пирожек, что даже старушка на галерее подскочила. — Это место преступления! Поплюйте на окурок и спрячьте его в карман! Не затирайте мне следов, черт подери! Вы сержант или со вчерашнего дня на службе?!

— Слушаюсь! — ответил Дулапа и начал разыскивать окурок под ногами.

— Ну, где оно? — уже сказав это, Пирожек почувствовал неприятный осадок. Не следует о мертвом человеке говорить «оно». — Где тело? — поправился он. — Вы, случаем, его не трогали? Покажи пальцем и давай сюда фонарь!

— В нужнике, будьте осторожны, пан комиссар. Там бебехи валяются, — беспокойно шепнул старший сержант, а затем, отдавая фонарь, прибавил еще тише: — Пан комиссар, без обид, только дело-то страшное. В самый раз для комиссара Попельского.

Пирожек не обиделся. Он внимательно осмотрел сырую, черную землю, чтобы не затоптать какие-нибудь следы. Затем подошел к нужнику и открыл дверь. Смрад перехватил дыхание. От картины же, открывшейся в розовых рассветных лучах, у него потемнело в глазах. Вдруг комиссар заметил, как старушка сильно высовывается за перила, пытаясь заглянуть в нужник. Он захлопнул дверь.

— Дулапа, — --">