Вадим Константинович Пеунов - Последний шанс

Вадим Пеунов Последний шанс Роман

Чужая потеря не приносит счастья

За окнами — весна. Даже в эту предвечернюю пору термометр, прикрепленный к раме с наружной стороны, показывает плюс 16°С. Широкая, еще предвоенных времен форточка в кабинете зам. начальника областного управления полковника Строкуна настежь. Из нее валит дым, будто в помещении смалят кабана.

Курцов двое: Строкун и Орач. Тема беседы приятная: замначу уголовного розыска Ивану Ивановичу присваивают очередное звание. Приказ уже прибыл, он лежит в сейфе начальника отдела кадров. И хотя содержимое сейфов областного управления милиции — строжайшая служебная тайна, но полковник Строкун «случайно» видел приказ собственными глазами.

Теперь начальство ждет случая. Завтра, 30 апреля, накануне Первомая, состоится торжественное собрание и генерал зачитает приказ.

— Иван Иванович, уж мне-то ты поверь, — поучал Строкун своего друга, — хочешь стать подполковником — гладь майорские погоны вдоль просвета. Верная примета, на себе испытал.

— А каким утюгом? — в тон ему спросил Орач.

— Горячим, Иван Иванович, горячим, но... чтобы не запахло паленым.

На душе у Орача спокойно: месяц заканчивался без особых ЧП. Если что-то и было, то будничное, в пределах среднестатистических данных. Правда, впереди еще два дня... Но думать о неприятностях, из которых в общем-то и состоит жизнь работника милиции, в торжественный для Орача момент не хотелось. Да и причин пока не было. Конечно, в тихом омуте порою водятся не только караси. Но это, как говорят на Донбассе, дело третье, всего заранее не предусмотришь.

— Ну и начадили! — проворчал Строкун, вроде был к этому совершенно не причастен.

Пошарил глазами по кабинету в поисках выхода из создавшейся ситуации. На столе, на самом красном месте, жила пепельница — хохочущий Мефистофель, опиравшийся на копыто и хвост. Работа искусника из исправительно-трудовой колонии. Подарил Евгению Павловичу эту безделицу за помощь в одном «бузотерном» деле начальник Управления исправительно-трудовых учреждений Виталий Афанасьевич Тонконог.

Строкун сгреб пепельницу в кулак и принялся колотить ею по шпингалетам, прикипевшим за зиму к своему месту. Поскрипев на несправедливость судьбы, шпингалеты подались, Строкун рванул раму, и в кабинет, вороша бумаги на широком полированном столе, влетел озорной весенний ветерок.

— Теперь я понимаю, почему Петр Первый прорубил в Европу окно, высадив раму в дымной таверне, — брошу курить, — благодушно бубнил Строкун, возвращаясь к столу. — Как говорят зэки, завяжу. Вот закончу последнюю пачку и...

— Зачем же благое дело откладывать в долгий ящик? — сказал с усмешкой Орач. Подошел к столу, сгреб в ладонь красно-багровую пачку сигарет, смял ее и на глазах у опешившего Строкуна выбросил в окно.

Строкун подхватился с места:

— Да ты что?!

— Считай, что мы с тобой закончили. У мужчин так: или — или. — Вслед за красной пачкой полетела и синеватая: это Орач выбросил свои сигареты.

Замигала белая клавиша настольного коммутатора. «Дежурный по управлению».

Звонок внутреннего телефона всегда таит в себе какую-то угрозу. Пусть не явную, лишь возможную. Это — отделы, это — службы всей области. Донбасс — огромный, своеобразный регион. Вот уже сто лет сюда со всей Руси великой стекается люд, едут самые бойкие, сноровистые, и уж среди них непременно найдутся бузотеристые, шалые. Здесь оседает немало тех, кто отбыл срок наказания и хочет начать жизнь заново — всем работа находится. Словом, пять миллионов городского населения, которое разномастно по своему социальному и национальному составу, по характерам, наклонностям.

Донбасс — это тысячи судеб, а для работника милиция это еще и тысячи магазинов, сберкасс, квартир...

При первых же словах дежурного Строкун переключил телефон на динамик и кивнул Орачу: «Слушай!»

— Товарищ полковник, — докладывал дежурный, — по сообщению участкового инспектора --">