Леонид Абрамович Юзефович - Поздний звонок

страшнее. Боясь ответственности, он потерянно пялился на эту троицу, пока мама не шепнула: «Вон тот!»

Ее сердце тронул чалый мерин по кличке Глобус. На морде у него, от ноздрей и выше, пересекались тонкие белые полоски. Больше всего они напоминали решетку, но человек, давший ему это имя, сумел прозреть в них высокое сходство с параллелями и меридианами земного шара. Люди с таким зрением теперь встречались часто, а в молодости мерина, видимо, звали как-нибудь по-другому.

Обратно Вагин вернулся с Глобусом, привязал его у входа и поднялся на второй этаж. Редакция находилась на Соликамской, в трех комнатах над старой земской типографией. При Колчаке их занимала канцелярия Союза городов, ведавшего госпиталями и передвижными столовыми для солдат, от былого убранства остались массивные столы под истерханным зеленым сукном в чернильных пятнах, обтянутая фольгой кадка с бесстыдно-волосатым стволом пальмы – предмет материнских забот машинистки Нади, громадный шкаф, похожий на дебаркадер, и прибитая к стене эмалированная табличка с надписью «Шапки просятъ снимать». Ее сохранили здесь как напоминание о диких нравах прежнего режима, поэтому на конечный «ер» в слове «просятъ» никто не покушался.

В большой комнате сидели двое. Литконсультант Осипов, тайный пьяница со страдающими глазами на хищно-унылом лице раскаявшегося абрека, правил машинопись, его контролировал заместитель редактора Свечников, чьи должностные обязанности внятному определению не поддавались. В руке он сжимал двухцветный, красно-синий карандаш, готовясь пустить его в дело. Это обоюдоострое оружие оставляло следы на всех прочитанных им статьях, гранках и рукописях. Синий грифель использовался для хулы, красный – для похвалы. Голова у Свечникова была тех же цветов – выбритая до синевы, с россыпью красноватых рубцов на виске и за изуродованным левым ухом. Прошлой весной череп ему посекло каменными брызгами от ударившего в скалу над Сылвой, но неразорвавшегося снаряда. На Великой войне, которую теперь называли империалистической и писали со строчной буквы, не разрывался один снаряд из двадцати, а на Гражданской, особенно в последний год, – каждый третий.

На привязанного под окнами мерина Свечников поглядел без воодушевления, но имя одобрил. Ему нравилось всё, что отзывало мировыми масштабами.

Почеркав то, над чем трудился Осипов, Свечников уселся за свой стол и пригласил Вагина сесть рядом. На столе был расстелен пробный оттиск афиши с программой праздничных мероприятий, посвященных первой годовщине освобождения города от Колчака. Отметить эту дату предстояло через неделю. Постановлением губкома ее назначили на 1 июля, хотя в какой именно день авангарды 3-й армии Восточного фронта вступили в город, а последние части 1-й Сибирской армии его покинули, установить было затруднительно. Бои в предместьях продолжались трое суток, корпус Зиневича эвакуировался по двум железнодорожным веткам и пароходами по Каме, а бронепоезд «Генерал Пепеляев» еще через неделю прорвался к вокзалу главной линии и обстрелял мост из 76-миллиметровых орудий.

Один за другим проползли через город и утянулись на восток бронепоезда «Повелитель», «Истребитель», «Атаман», «Отважный», «Грозный», «Резвый», «Полковник Урбанковский», «Генерал Каппель». С запада им на смену пришли «Коммунист», «Ермак», «Красный орел» и «Красный сокол», «Борец за свободу» и «Защитник трудового народа». Осипов говорил, что этот реестр можно прочесть как список кораблей, приплывших к берегам Трои.

Афишу Вагин готовил сам и знал ее наизусть: в полдень парад войск на Сенной площади и митинг, в пять вечера митинг перед зданием гортеатра, затем концерт в самом театре с участием приехавших на гастроли артистов из Петрограда, в Гарнизонном клубе спектакль «Две правды», в Мусульманском – сцены из пьесы «Без тафты». Концерты намечались также в клубе латышских стрелков «Циня», в Доме трудолюбия на Заимке, в школе-коммуне «Муравейник» и в казарме дорожно-мостовой роты. Вход всюду, исключая гортеатр, бесплатный.

– Афишу составлял ты, – констатировал Свечников. – Почему здесь не указан клуб «Эсперо»?

Вагин с опозданием осознал свой промах. Ему следовало учесть, что бывший типографский рабочий, бывший комроты и помначштаб Лесново-Выборгского полка 29-й дивизии Николай Свечников изучает международный язык эсперанто. При взятии города он был ранен, долго лежал в госпитале, и там его --">