Юлиан Семенович Семенов - Семнадцать мгновений весны

резерва по состоянию на 1.2.1945 года:

а) резервный состав, включая выздоравливающих, — 546 тысяч человек;

б) постоянный состав учебных воинских частей — 147 тысяч человек;

в) курсанты военных школ и курсов — 113 тысяч человек;

г) находящиеся на излечении в госпиталях — 650 тысяч человек;

д) ландверные части — 205 тысяч человек;

е) гарнизонные части — 18 тысяч 500 человек;

ж) прочие службы и воинские части — 143 тысячи человек;

з) не учтенный личный состав — 310 тысяч человек.

Всего — 2 миллиона 132 тысячи 800 человек.

Источник — стенографист ОКВ».

«Гретта — Алексу.

Полученные документы дают возможность вывести, что в январе 1945 года промышленность Германии выпускала: боеприпасов — в три раза больше, чем в 1941 году; вооружений — в два раза больше, чем в 1941 году; танков — в семь раз больше, чем в 1941 году; самолетов — в три раза больше, чем в 1941 году; кораблей — в полтора раза больше, чем в 1941 году.

Источник — секретарь помощника рейхсминистра Шпеера по вопросам планирования».

«Зигфрид — Алексу.

Из Копенгагена.

Вчера яхта под испанским флагом приняла на борт двух высших офицеров СД. Яхта «Небесная лазурь» вышла в Стокгольм. Офицеры СД отплыли с документами инженеров-гидрологов. Их провожал шеф политической разведки Шелленберг.

Источник — портовая карантинная служба».

«Анжела — Алексу. Из Мюнхена.

В местное отделение РСХА приезжают машины высших офицеров СС. Здесь они берут другие автомобили, чаще всего французских или американских фирм, и на этих машинах выезжают в Швейцарию. Вчера пять таких машин в течение дня выехали в Швейцарию.

Источник — мастер технического обслуживания автомобилей погранрайона».

«Томас — Алексу.

Из Лейпцига.

Каждый день банк для торговли переводит в Испанские банки — точные названия выяснить пока не удалось — значительные суммы денег. От 100000 до 400000 марок вносят рядовые члены партии или их жены. По сведениям, которые удалось навести, эти деньги им принадлежать не могут.

Источник — кассир банка».

Все эти данные, пришедшие к Алексу — руководителю советской разведки, были самым тщательным образом — по возможности — перепроверены. Перепроверка подтвердила истинность полученных сообщений. После этого они были отправлены для ознакомления всем членам ГКО¹.

Руководитель разведки справедливо полагал, что в ближайшие дни он получит какое-то в высшей мере сложное задание, поскольку складывалась картина занятная, довольно сложная, со многими вопросительными знаками.

— На всякий случай, — сказал он своему секретарю, — свяжитесь с радио. Пусть они подготовят спецпередачу для Юстаса. Ничего конкретного — пусть ждет задания. Я отчего-то убежден, что задание придется выполнять ему. Я очень хочу надеяться, что он его выполнит и что это будет его последнее задание.

...После того как в январе 1945 года русские ворвались в Краков и город, столь тщательно заминированный, остался целехоньким, Кальтенбруннер приказал доставить к нему шефа восточного управления гестапо Крюгера, отвечавшего за проведение в жизнь этой акции возмездия.

Кальтенбруннер долго молчал, приглядываясь к тяжелому, массивному лицу генерала, а потом очень тихо спросил:

— У вас есть какое-либо оправдание — достаточно объективное, чтобы фюрер мог поверить вам?

Мужиковатый, внешне простодушный Крюгер ждал этого вопроса и был готов к ответу. Но он обязан был сыграть целую гамму чувств: за пятнадцать лет пребывания в СС и партии он научился актерству. Крюгер знал, что сразу отвечать нельзя, как нельзя и полностью оспаривать свою вину. Он научился точности и режиссуре поведения во всем и всюду — даже дома ловил себя на том, что стал совершенно другим человеком. Он заметил, что иногда ночью, проснувшись, долго лежал с закрытыми глазами, прислушиваясь к тишине: ему казалось, что и здесь, в темной комнате, кто-то холодноглазый и спокойный продолжает наблюдать за ним. Сначала он еще изредка говорил с женой — да и то шепотом, по ночам, но с развитием специальной техники, а Крюгер, как никто другой, знал ее успехи, он перестал вообще говорить вслух то, что временами позволял себе думать. Даже в лесу, гуляя с женой, он молчал или говорил о пустяках, потому что ему казалось, что в центре уже изобрели аппарат, способный записывать на --">