Станислав Васильевич Родионов - Крокодилыч

вызволить из беды.

- Кстати, после института мне тоже предлагали аспирантуру, - вдруг вспомнил я.

Слава богу, словечка «тоже» он не заметил.

- Ну и почему же вы отказались?

Он не верил, что мне ее предлагали. Я видел, как у него дрогнула кожа на лбу и недоуменно сдвинулась к залысинам. Мне, человеку, он верил - он не верил в ситуацию, ибо от аспирантуры здравые люди не отказываются.

- Я очень любознательный.

- Не понимаю.

- Любознательный был очень, - повторил я, чувствуя, что этого он никогда не поймет.

- Мне кажется, - Почечут заговорил официальнее, - бросить практическую работу и заняться преподаванием вас заставляют какие-то обстоятельства.

- Здоровье, - честно признался я.

- А что с вами? - спросил он текстом, но в подтексте прозвучало: «Этого еще не хватало».

- Я сорвался с опоры в реку. Минус сорок два… в тени.

- Не пойму: это было летом или зимой?

- Конечно, зимой - минус же.

- А при чем здесь тень?

- На солнце было минус сорок, потеплее.

- Ну и как же?

- Меня Гремяко спас, бросился в поток.

- Кто такой Гремяко?

- Прораб. Но он без степени.

Кожа на лбу опять дрогнула. Но теперь она сдвинулась вниз, к глазам. Его полиметаллическая фигура стала чуть напряженнее. Он увидел перед собой не только человека без степени, но и человека, который не ценил ее у других. Я был для него агентом оттуда, из жизни, где он никогда не был и не собирался быть. Моя педагогическая судьба была решена, ибо самодовольные люди иронии не прощают.

- У меня есть две книги, - запоздало и сердито сообщил я.

Одна очерковая - о Сибири и сибиряках, о милых моему сердцу жарках и кедрах. Вторая по специальности - о милых моему сердцу электростанциях.

- Знаю, - почти ласково сказал Почечут, - но по новым правилам к защите принимаются только диссертации.

- Умные правила, - тоже ласково восхитился я.

А ведь нужно было сказать не это. «Борис Михалыч - мы одногодки - вы уже доктор - я простой инженер - как вам удалось - буду тянуться - помогите - вы уже доктор - мы одногодки - Борис Михалыч - о!»

Но я молчал, как затвердевший бетон. А его ждал кофе. Он закрыл мое личное дело и сожалеюще вздохнул. Вопрос, тот главный вопрос, который мне так хотелось ему задать, никак не шел в голову. Почечут, видимо, заметил мое напряжение и ждал. Но того вопроса не было. Тогда я вспомнил другой, отодвинулся и посмотрел на его ботинки. Заведующий кафедрой быстренько убрал ноги под стул…

- А, правда, что вы носите платформы? - спросил я и добродушно добавил: - Для авторитета?

--">