Юлия Винер - Красный Адамант

обеими руками собирать грязную посуду со столов.

Эти двое вошли потихоньку, Азама за плечо, и прямо ведут его к тому столу. А Коби вроде бы ничего не замечает. Те Азаму что-то сказали, и он поволок столик внутрь. Загрохотало, понятное дело, люди стали оглядываться, один из тех двоих подозвал Коби, быстро в руке ему что-то показал, и парни понесли стол вдвоем, беззвучно, вот так бы всегда.

А меня от досады прямо корежит. И чего там в полиции так долго качались? Теперь ничего не найдут. На три минуты бы раньше, и не успел бы ихний осведомитель позвонить. И может, конец бы всему этому ресторану, зависит, конечно, что они такое прятали.

Посетители оставшиеся быстро разошлись, я было подивился, что никто счета не спрашивает и не платит, порадовался даже, что все разбежались не платя, но вспомнил, что такие празднества оплачиваются заранее, даже этого маленького утешения нет. Осталось на площадке неубранное поле битвы, да я, полководец проигравший, наверху как попка сижу.

Тут, вижу, мой Ицик вышел из подъезда, взял тючки с материалом, понес наверх. Я ему дверь открыл и копаюсь в кошельке, вытащил было десятку, нет, думаю, всегда ему пятерку даю, чего это сегодня, подозрительно покажется. И такое вдруг чувство нехорошее, во что ввязался, вот, уже рассуждаю как преступный элемент.

Пришел он, занес в комнату, я спрашиваю на всякий случай, ты хорошо смотрел, только два тючка, три ведь обычно, нет, говорит, сегодня почему-то только два. Взял пятерку и ушел.

А я остался ни жив ни мертв. Любопытство меня разнимает посмотреть, что там такое, и страх ужасный — ведь станут искать и непременно до меня доберутся.

Или полицию сразу позвать? Тогда уж их наверняка загребут, но себя открывать, подставляться? Да ни в коем случае.

А я вот что, думаю, выну, посмотрю и тут же обратно положу, будто и не открывал еще. Если вдруг придут, потребуют, пусть забирают хоть весь мешок, я ничего не знаю.

Руки трясутся, липкую ленту потянул, а она вся снялась, по второму разу плохо приклеивается, ладно, я ее потом слюнями. Сунул руку в мешок, тряпки-то вынимать не хочу, так шарю — тряпки и тряпки. Вспотел весь, спина разболелась нагибаться, копаюсь осторожно, чтоб тючок остался как бы нетронутый. Нащупал сквозь тряпки что-то твердое, небольшое! Думаю, мусор какой-нибудь, но на всякий случай потянул. Вытянул мешочек бархатистый, размером всего ничего, весь в кулаке помещается, с одного конца туго затянут резинкой, а внутри что-то перекатывается, вроде орешков. Вот беда, пока размотаю! Выглянул в окно, там вроде все, как было, на площадке разорение, а у входа стоит девочка-официанточка, заворачивает желающих посетителей. А в ресторане все занавеси задернуты, музыка не играет, но свет горит. Обыск, видно, делают.

Стал резинку разматывать, в спешке потянул слишком сильно, она возьми да лопни, все, что внутри было, прямо в горсть мне и высыпалось. Я кулак зажал, сердце колотится, не глядя уже догадываюсь, но говорю себе — иди на кухню, найди такую же резинку, не то беда. Хорошо, Таня у меня запасливая, резиночки эти никогда не выбрасывает, а надевает на ручку кухонного шкафа. Кулак крепко держу в кармане, нашел подходящую резиночку, немного цвет другой, но вряд ли заметят. Вернулся в салон, глянул в окно, все по-прежнему.

И раскрыл кулак.

7

Если бы не теперешняя моя работа, которую я так полюбил, ничего бы этого не произошло. Не стояли бы мои тючки у подъезда, и никто бы туда ничего не прятал. И жизнь моя катилась бы спокойно по своему намеченному маршруту.

Не то чтобы я к прежней своей работе, по специальности, плохо относился, даже, можно сказать, нравилось. Мне просто работать не нравилось, ну, не хотелось совсем, ни учиться, ни работать. Мать, бывало, убивается, учиться не хочешь, работать не хочешь, что же ты, окаянный, хочешь делать, а я про себя думаю — разве кто хочет делать? И зачем обязательно что-то делать? Что в этом хорошего? Никто не хочет, только не признаются. Из-за денег стараются, а так-то ничего не делать лучше всего, и, по-моему, каждый бы хотел, да не могут, а мне повезло. Сочувствуют мне, бедный инвалид, этого он не может делать да то ему недоступно, а я того да этого и не хотел никогда, болезнь меня только выручила, но про это молчок.

Здесь в Израиле, например, очень принято считать, что человеку то да се положено, имеется у него такое право получать, а от кого и за что, это уже второстепенно.

В основном, понятно, от --">