Валерий Алексеевич Алексеев - Назидательная проза

не подозревает о том, как выявился бы его нрав в условиях неординарных, необиходных. Проницательный диагност, Валерий Алексеев предоставляет своим «подопечным» возможность увидеть собственные задатки и свойства вполне развившимися, укрупненными, доведенными до логической крайности, а то и просто до шаржа.

Оттого-то, наверное, рассказывая свои забавные и печальные истории, Валерий Алексеев никогда не удовлетворяется достижением внешней схожести повествуемого о реальностью. Скучно быть копиистом-пятерочником, да и не открывается копиисту душа явления. Куда интереснее сосредоточить свое внимание на том, что в нашей жизни пока только складывается, топорщится, приминается, меняет на глазах очертания, на том, что не веем еще ведомо и заметно. Можно поставить перед читателем зеркало, послушно отражающее все прыщики и морщинки до единой. Но куда интереснее и важнее установить перед человеком сложно и точно сбалансированную систему зеркал: вглядись-ка в себя, любезный, вот в этом именно ракурсе, попробуй оценить себя со стороны, прикинь, так ли ты хорош и порядочен, как тебе впопыхах кажется, подумай, как вел бы ты себя в ситуациях непривычных, словно очищенных от житейского «сора»!..

Оттого, наверное, с таким постоянством в последних своих работах писатель прибегает к гротеску, сатирическому заострению, парадоксу. Ведь и в фантастических допущениях ему дорога не научная (или квазинаучная) подоплека, а парадокс, смысловой «перевертыш», дающий возможность вывернуть ситуацию наизнанку, показать не только глянцевый фасад характера, но и черный двор его, куда сам герой, пока не прижмет, и заглядывать-то не станет.

Какая разница, в конце концов, встретился ли действительно рассказчику из «Выходца о Арбата» роковой соблазнитель, обладающий демоническими способностями, или он лишь пригрезился герою, попытавшемуся на мгновение материализовать затаенные свои мечтания властвовать, мстить, вершить суд скорый и неправый, руководствуясь лишь собственным произволом. Несравненно важнее понять, к сколь опасным последствиям может привести зазор между чрезвычайно высокими моральными самооценками героя ж его реальным поведением в условиях абсолютной вседозволенности и безнаказанности. Важнее определить причину и цену этического релятивизма, или, скажем проще, нравственной неразборчивости в выборе средств и целей.

Мы вправе — еще один пример — принимать или не принимать на веру «инопланетность» весьма серенького и невзрачного Фомина, своего рода «человека толпы». Но мы обязаны видеть и предвидеть, как противно всем нормам человеческой порядочности способна развернуться торжествующая посредственность, почувствовав себя исключительной натурой, рожденной повелевать, как разум, по всем обычным меркам заурядно-нормальный, может оказаться «чуждым» и бесчеловечным.

Каждое произведение Валерия Алексеева из входящих в эту книгу — своего рода нравственный эксперимент, проверяющий человека на стойкость, терпимость, порядочность, чуткость, то есть на человечность в широком и глубоком значении этого слова. Или — воспользуемся названием одной из давних повестей писателя — «открытый урок» нравственности. Урок отлично спланированный, увлекательный, изобилующий, как это и положено, неожиданностями и парадоксальными сдвигами смысла, подбрасывающий этические задачки одна труднее другой.

А раз так, то не надо обольщаться веселостью и занимательностью историй, поведанных писателем. Проза Валерия Алексеева и впрямь назидательна, как назидательна всякая хорошая литература, сеющая «разумное, доброе, вечное», имеющая своею целью пробудить в человеке Человека, воспитать в нем органическое неприятие пошлости и фальши, сформировать его нравственный опыт.

Сергей Чупринин

--">