Михаил Георгиевич Петров - Гончаров и его подзащитная

Михаил Георгиевич Петров Гончаров и его подзащитная

* * *

По случаю удачно проданного «Запорожца» мой давний товарищ Валерий Степанович Ефремов решил устроить гранд-банкет. В числе почетного и единственного гостя был приглашен я. Ну а поскольку Валерка жил один, то и обмывать его сделку нам предстояло вдвоем. Еще с порога, не раздеваясь, я критическим оком оглядел стол. Я не гурман и привык довольствоваться тем немногим, что ниспошлет Бог, но такого вопиющего убожества ни видал давно. Если не считать немереного количества спиртного — стол был пуст. Капуста, селедка да картошка в мундире составляли все меню. В общем, при всем своем желании обожраться тут было невозможно.

— Ты никак на все вырученные от продажи деньги накрыл стол? — скидывая куртку, кисло заметил я.

— Нет, немного осталось, — скромно ответил он. — А что тебе не нравится? Картошечка в мундире. Капустку тоже купил, а селедка самая дорогая и жирная. Водку я взял фирменную и, оцени, в большом количестве.

— Вот и пей ее сам, алкаш-неудачник, совсем сдурел. Чем прикажешь ее закусывать? Рукавом или твоим старым носком?

— Не понимаю, что тебя не устраивает? Селедочка отличного засола. Но если уж ты такой привередливый, могу тебе поджарить пару яиц.

— Будь любезен, только выбери покрупнее.

— Как скажешь, — обидчиво ответил хозяин, пропуская меня в комнату. — Располагайся. Можешь включить телик.

Включать я ничего не стал. Просто сидел на диване, с интересом разглядывая его холостяцкую квартиру, в которой не был года три. С тех давних пор, как его преподобная выбрала себе другого, более удачливого спутника жизни, в его хоромах мало что изменилось. Разве что появился новый телевизор да рыжий кот Матвей поменял свой окрас. Наверное, и назывался он теперь по-другому.

— Как дела-то? — внося шипящую сковороду, задал он беспредметный вопрос.

— Как сажа бела, — подсаживаясь к столу, ответил я. — А чего ты решил своего мустанга продать?

— А на кой он нужен? Во-первых, мне с моим несуразно длинным ростом и авторитетной лысиной стыдно в него садиться, а во-вторых, я намедни всю рожу ему раздолбал. Там один ремонт на три штуки потянет. А это почти пять моих зарплат.

— А кто ж тебе не велит зарабатывать больше? Плюнул бы на свой театр… Что, свет клином на нем сошелся?

— Не сошелся, — уныло кивнув яйцеобразной головой, согласился Ефремов. — Да только кто меня куда возьмет? Я ведь, кроме кукол, в руках ничего не держал. А ты думаешь, из-за чего Вика от меня ушла? Вот то-то… Бабе что нужно? Сам знаешь… А я ни ловчить, ни крутиться не могу. Ладно, забудем, хватит ныть, не для того собрались. Наливай, Константин Иванович, живы будем — не помрем!

— Не помрем, — согласился я, опрокидывая рюмку. — А только с таким пессимистическим настроением можно и голову в петлю сунуть.

— Уже подумывал, — хрумкая капустой, криво усмехнулся Валерка. — Спасибо соседке, отговорила. Тоже одна живет.

— Вот и прекрасно. Хорошая у тебя соседка. Взял бы да и женился на ней.

— Это ты здорово придумал! — расхохотался кукловод. — Ей самое время замуж выходить. Семьдесят годков стукнуло. Едва ползает. Давненько ее не видел. Куда, старая, запропастилась? Надо ее проведать, водочки отнести. Она как пирожки или блинчики жарит — всегда мне заносит. Ты посиди, а я мигом.

Озадаченный и с гостинцем в руках, он вернулся назад минут через пять.

— Дверь почему-то не открывает, — удивленно сообщил он. — Не случилось ли чего?

— Ну и что с того, что дверь не открывает? — наполняя рюмки, благодушно спросил я. — Погулять бабулька вышла, только и всего.

— Куда там погулять! Она еще летом перестала на улицу выходить.

— А кто же ей за продуктами ходит?

— Надька, сестра патронажная.

— Тогда тем более не вижу оснований для твоего щенячьего скулежа. Если бы бабулька приказала долго жить, то сестричка давно бы об этом сообщила. Наверняка у нее есть дубликат ключей.

— Не знаю, но возможно. Только мне одно не нравится. Доносится из ее квартиры едва слышный сладковатый душок. Неприятный он, неэстетичный какой-то.

— М-да, душок — явление действительно неприятное. Может быть, у нее прокис суп или еще какой продукт.

— Костя, нынче у пенсионеров супы не прокисают, правительство не позволяет.

— Пожалуй, ты прав. Скажи, а что-нибудь ценное у нее в квартире есть?

— По сравнению с ней я Ротшильд.

— Значит, если она и померла, то, считай, своей смертью. --">