Джорджо Щербаненко - Венера без лицензии

вами.

По тону его было понятно, что сын все же имеет для него значение.

– Ему двадцать два года. Вымахал под два метра и весит килограммов девяносто. До прошлого года он не доставлял мне особых хлопот, меня только удручала его тупость. Об университете и речи быть не могло, аттестат зрелости я ему добыл при помощи самого банального подкупа преподавателей. К тому же он очень замкнут – слова не выжмешь. Как говорится, ростом не мал, да умом не велик.

Казалось, этот голос с нотками горечи исходит из ниоткуда, просто из темноты.

– Но до недавних пор меня это не слишком огорчало. Иметь сына-гения, по-моему, сомнительное удовольствие. Когда ему исполнилось девятнадцать, я устроил его работать на «Монтекатини». Перепробовал все отделы, чтобы хоть чему-то научить. Ничему особо он не научился, но все же с грехом пополам работал. А в прошлом году стал пить. Поначалу ему как-то удавалось это скрывать: опаздывал на работу или вовсе прогуливал, но потом мне пришлось забрать его из «Монтекатини», потому что он проносил в контору бутылку... есть такие плоские бутылки, их в кармане не заметно. Вы меня слушаете?

О да, в тюрьме его научили и слушать: заключенные в камере любили рассказывать длинные, насквозь лживые истории о собственной невиновности и о женщинах, которые их сгубили. Каждый из них был Авелем и пал жертвой какого-нибудь Каина или Адамом, которого ввела в грех Ева. Но история инженера была не похожа на те: в ней чувствовалась настоящая боль, и он действительно слушал.

– Да-да, конечно.

– Мне придется долго объяснять, чтоб вы поняли, – заметил Аузери. – Голос в темноте не утратил властности, даже стал каким-то чеканным. – Он напивается три раза в день. К завтраку он уже совершенно пьян, ничего не ест и заваливается спать. Днем опять напивается и спит до обеда. За обедом ест, но снова накачивается виски и потом засыпает прямо в кресле. Это длится уже почти год...

Весьма тревожный симптом, если учесть, что парню всего двадцать два.

– Но вы, я думаю, пытались ему помешать? – Он еще не понял, в чем его задача, и вопросы задавал из вежливости. – Пробовали, к примеру, отлучить его от друзей, от компании, где он напивается?

– У моего сына нет друзей, – сказал Аузери. – Никогда не было, даже в начальной школе. Он у меня единственный, я одиннадцать лет как овдовел и, несмотря на занятость, никогда не передоверял его воспитание нянькам и гувернерам. Поверьте, я хорошо его знаю, он не играет в теннис, не ходит в бассейн, на стадион или на вечеринки. С тех пор как у него появилась машина, он пользуется ею только для того, чтоб в одиночестве гонять по дорогам. Единственное его хобби – быстрая езда. Рано или поздно он разобьется, и таким образом с алкоголизмом будет покончено.

Скорбный император умолк. Ждать продолжения пришлось долго.

– Разумеется, я пытался ему помешать. – Аузери начал перечислять, будто по списку: – Сначала говорил с ним по душам. Пытался убедить. Я в жизни не видел, чтобы кого-нибудь в чем-нибудь убедили слова, но выхода-то все равно не было. Психологи утверждают, что молодых надо убеждать, а не подавлять, однако все мои убедительные доводы разбились в пух и прах о бутылку виски. Я говорю – он пьет. Потом я решил прибегнуть к ограничениям. Никаких денег, строжайший надзор, две недели пробыл с ним неотлучно, в Сенкт-Моритце... Мы целыми днями сидели на озере, наблюдали за лебедями под дождем (там непрерывно лил дождь), но он все же ухитрялся напиться, пил ночью (у нас были отдельные номера), видимо, какой-нибудь гостиничный швейцар или носильщик втихомолку от меня добывал ему спиртное, и к утру он был совершенно пьян.

Оба то и дело поглядывали на освещенное окно второго этажа – комнату пьяницы, но увидеть что-либо отсюда было нельзя, разве что часть потолка.

– Третий способ тоже не принес ощутимых результатов. Хотя я очень рассчитывал, что рукоприкладство – пощечины, тумаки, встряски – вынудят его задуматься хотя бы о том, как их избежать. Всякий раз, заставая Давида пьяным, я его бил, причем сильно, по-настоящему. Сын всегда относился ко мне с почтением, да если бы и вздумал взбунтоваться, я в его в порошок стер. Но он только плакал и пытался объяснить, что это не его вина, что он и хотел бы бросить, да не может. В общем, спустя какое-то время я поставил крест и на телесных наказаниях.

– Что, нашли другой способ?

– Нет. Просто вызвал врача, --">