Анна Васильевна Данилова (Дубчак) - Красные губы и зеленые глаза. Иногда они возвращаются… с того света…

способностям, в какой-то мере питались официальной информацией, полученной из профессиональных уст прокурора и его помощников, Сергея Сапрыкина и Арнольда Манджияна. И хотя зачастую приходилось лавировать и хитрить, чтобы и выудить у Логинова эту самую информацию, то теперь, с отсутствием таковой могло остановиться вообще все дело. Об этом Сара и сказала Наталии в первую же встречу после ее разрыва со своими любовниками. На что Наталия лишь пожала плечами: «Значит, вернусь в музыкальную школу.» И вернулась. Что дальше?

Но Сара не оставляла ее. Она, женщина, научившая ее понимать вкус денег, а, значит, вкус и самой жизни, сотрясала ее большую квартиру длиннющими монологами, суть которых сводилась к следующему: «Что ты прозябаешь в этой дыре, в этой провинции, когда у тебя есть деньги, которых тебе хватило бы, чтобы перебраться в Европу и купить там себе дом…» И все в таком духе. Дело в том, что одно из последних дел принесло Наталии действительно большие деньги. Картины французского постимпрессиониста Роже Лотара, найденные ею совершенно случайно в процессе расследования причины смерти своей подруги Полины Царевой, были проданы некому Фальку, антиквару, французскому русскому или русскому французу, проживающему в Париже и делавшему на антиквариате деньги. Жизнь улыбнулась ей, осветив золотым блеском серые будни и предлагая резко переменить обстановку, но она почему-то этим не воспользовалась. «Ты не понимаешь, Сара… Все дело в контрастах… Я знаю, что могу в любое время уехать отсюда и зажить совершенно другой жизнью, полной удовольствий и комфорта, и именно эта мысль, эта возможность приносит мне куда больше удовольствия, чем все то, что меня там ждет в реальности… Я так хорошо себе это представила, что словно бы уже пожила ТАМ, ты понимаешь меня? А теперь вот как бы вернулась сюда, в холодную Россию, в свой небольшой провинциальный город с грязью на дорогах и расхлябанными троллейбусами… утомленными заботами людьми и пропахший резиновой гарью химволокна… Я хожу каждое утро на работу…» «Ну, положим, не ходишь, а ездишь на своем сиреневом опеле…» «Не перебивай меня… Я вообще могу замолчать, но ведь ты же хочешь меня понять? Так вот и прислушивайся к тому, что тебе говорят… И вообще, ты сбила меня с мысли… Одно могу сказать: уехать я всегда успею.

Но здесь у меня ты, Логинов и Жестянщик, и хотя я их почти не вижу, они все равно живут в моем сердце… А еще приходят во сне…» «Может, тебе завести нового мужчину?» «Если и так, что это должно произойти естественно, спонтанно… Что же касается нашего дела, то ты свои проценты получила?» «Получила, спасибо.» «Тогда до встречи… Мне пора на урок…»

Домработница Соня, которую Наталия наняла еще в бытность своего полусупружеского романа с Логиновым, жила в ее квартире на прежних правах, однако всегда помня и о своих обязанностях. Но видно было, как она скучает по Логинову. «Только он и умел хвалить мою стряпню,» — сказала она однажды, и это прозвучало так искренне, что Наталия чуть не растаяла и не предложила ей перейти «на службу» к прокурору. Но вовремя одумалась: ревность, как облезлая старая, но опытная кошка подняла ушки на макушки…«Этого не следует делать… Соня прекрасно готовит, к тому же — постоянная женщина в холостяцкой квартире постепенно приобретает повадки жены…»

* * *

Прозвенел звонок, дети как по команде исторгли восторженные крики по поводу окончания этого никому не нужного музыкального садизма, каковым общепринято считалось сольфеджио, и выбежали из класса в страхе, что Наталия Валерьевна оставит кого-нибудь из них на дополнительное занятие. Но Наталия Валерьевна даже и не думала мучить этих мальчиков и девочек, понимая, что дети не виноваты в том, что родители обрекли их на семилетнее мучение, называемое музыкальной школой, только из желания заполнить их свободное время, поскольку профессиональных музыкантов из выпускников этой школы выходило все меньше и меньше. Это объяснялось очень простой причиной: они уже не были нужны государству, а, значит, и обществу. Окультуривать деревни музыкой стало вообще дурным тоном: зачем ехать в глушь-лихомань, в заросший паутиной деревенский клуб, если жить придется чуть ли не в общежитии, в холоде и голоде, да еще и в обществе алкоголиков и алкоголичек? Не проще ли найти сытное и теплое местечко в городе? Но вакансии в городе были распределены на десятилетия вперед, а потому --">