Инга Снежная - Тонкая грань

Рано сгустившаяся тьма, немного размытая влажной дымкой с реки, не давала возможности ни одному случайному прохожему как следует рассмотреть силуэт молодого мужчины, уверенной походкой приблизившегося к крепкому бревенчатому дому на самой окраине деревни. Он толкнул скрипучую дверь, и сразу, без особого предупреждения, оказался внутри слабо освещённого помещения, пахнувшего свежим, недавно выпеченным хлебом, и сушёной травой.       Её навязчивый запах вызвал у него лёгкое головокружение, с которым он быстро справился, заставив себя целиком сосредоточиться на той части комнаты, где величественно восседала пожилая женщина с лицом, довольно моложавым для своего почтенного возраста. Старуха ловко создавала тонкую, шерстяную нитку из овечьей шерсти, прикреплённой к старинной, сильно затёртой прялке. Женщина взглянула на него без особого удивления, так, словно ожидала незваного гостя.

– Здравствуй, Глеб, – поздоровалась она с прибывшим мужчиной своим слегка подсевшим, старческим голосом. – Зачем пришёл? – она быстро резанула его пронзительным взглядом, при этом ни на секунду не отвлекаясь от своего занятия, так, что веретено в её ловких руках продолжало стремительно вращаться.

– Здравствуй, Анисья, – Глеб посмотрел на старуху в упор. В его тяжелом взгляде явно читалось осуждение. – Слышал, что ты уже приняла решение? – он говорил тихим, низким голосом, который слегка вибрировал от нервного напряжения. – Со мной не посчитала нужным посоветоваться? Торопишься куда-то?

Старуха насмешливо посмотрела на мужчину, презрительная ухмылка сделала её старческое лицо ещё более отталкивающим.

– Ничего не поделаешь, нам нужен проводник. Сам понимаешь, начало осени, самое время. Жалко тебе её? – она покачала головой, внимательно рассматривая Глеба въедливым взглядом. – Неужели до сих пор успокоиться не можешь? Столько лет прошло, ей ведь тогда только четырнадцать стукнуло, когда она приезжала сюда в последний раз. Что, так в душу запала? – лицо старухи растянулось в неприятной усмешке, сделавшей её похожей на лягушку.

Глеб нервно дёрнул головой, взглянув на женщину так яростно, что даже она, видавшая виды, моментально стёрла с лица отвратительную ухмылку, и слегка поёжилась.

– Скоро она появится здесь, там и видно будет, – присмирев, заметила старуха.

– Ты уверена?

Женщина снова покачала головой.

– Не сомневайся. Он знает своё дело, скоро увидишь её, свою ненаглядную. Не нервничай понапрасну.

– Не забывай, что она должна приехать сюда по собственному желанию, – произнёс мужчина, глядя на старуху таким пронзительным взглядом, словно всё ещё сомневался в чистоте её помыслов.

– Помню я. Поверь, так всё и будет. Остальное тебя не касается, – резко ответила женщина.

Глеб высоко поднял голову, уставившись куда-то вдаль, в уже окончательно потемневшее окошко. Его удивительно красивое лицо с яркими, голубыми глазами выражало лёгкую грусть.

– Ты же понимаешь, я не просто так беспокоюсь, ведь она особенная.

Старуха снова ухмыльнулась.

– Понимаю. Было бы по-другому, никто и не ждал бы её здесь. Скоро всё решится, осталось подождать совсем немного.

С этими словами старуха снова принялась за сою пряжу, а веретено начало крутиться с такой скоростью, что, казалось, натянутая нить вот-вот лопнет.

– Скоро, – повторил Глеб, и вышел во двор, с тревогой глядя в тёмное, звёздное небо и глубоко вдыхая свежий воздух только начинающейся осени.

Ночная тьма моментально окутала его фигуру, неторопливо шествовавшую по тихой, безлюдной улице в сторону реки. На секунду он обернулся, словно почувствовав на себе чей-то пристальный взгляд, пронзающий его насквозь, несмотря на темное время суток и сгущающийся туман. Так и не рассмотрев никого, он двинулся дальше. Вскоре его шаги перестали быть слышны, а сам он словно растворился в призрачной дымке, смешанной с тяжёлым, влажным воздухом и поднимающимся от реки туманом.

Пара глаз, притаившихся в темноте, жадно провожающая мужчину до самой линии горизонта, наконец-то полностью потеряла его из вида.

Сегодня утром Аня проснулась в отличном настроении. Осеннее солнце за окном щедро раздаривало свои уже не слишком горячие лучи, отчего позолоченные ветви деревьев