Дэвид Гиббинс - Атлантида

передней комнаты. Тысячи мерцающих огоньков от масляных светильников, как светлячки, разбегались по мрачному пространству святилища, исчезая в серых каменных стенах. С потолка свисали искусно сделанные бронзовые курильницы, источающие терпкий запах ладана и других благовоний. Стены святилища были изрезаны небольшими углублениями, напоминающими погребальные ниши некрополя, но в них находились не иссушенные тела или урны с прахом, а высокие керамические вазы, заполненные свитками папируса. Когда мужчины спустились на несколько ступенек, запах благовоний стал еще ощутимее, а тишину святилища нарушали невнятные звуки. Они становились все громче. Наконец появились две громадные колонны, увенчанные фигурами птиц и служащие косяком для массивной бронзовой двери, медленно открывшейся перед посетителями.

В полутемной комнате на темных подстилках рядами сидели люди в белых одеждах, едва прикрывающих их обнаженные тела. Они склонились над небольшими низкими столиками, занятые привычной работой. Одни переписывали тексты из свитков папируса, другие аккуратно записывали под диктовку речи облаченных в черные мантии жрецов. Именно их тихие слова создавали шумок, который доносился до них перед бронзовой дверью. Это был так называемый скрип #8209;торий - комната мудрости, огромное хранилище зафиксированных в письменной форме знаний, передаваемых от одного поколения жрецов к другому с древнейших исторических времен, когда еще даже пирамид не было.

Служитель скрылся в тени под лестницей. Ему запрещено было входить в эту комнату, и сейчас он терпеливо ждал, когда можно будет увести отсюда настырного грека. Однако сегодня вечером ему не придется часами торчать в мрачном святилище, его ожидают более интересные события.

Старый грек протиснулся мимо него в небольшую комнату, снедаемый жаждой продолжить начатое дело. Сегодня последний день его пребывания в храме и, стало быть, последний шанс постичь тайны, которые не давали ему покоя со времени предыдущего визита. Завтра начнется праздник бога Тота, он будет продолжаться целый месяц, и все непосвященные должны покинуть священные стены храма. Кроме того, он знал, что посторонний никогда больше не получит возможности встретиться с главным жрецом.

Подавляя волнение, грек стал суетливо пробираться между сидящими писцами, но неожиданно уронил на каменный пол свиток и писчее перо. Этот шум отвлек от работы писцов, которые одновременно взглянули на него. Старик проворчал под нос извинение, быстро поднял с пола вещи и торопливо протиснулся между писцами в дальний угол комнаты, где нырнул в низкую дверь и уселся на циновку, надеясь, что и на этот раз в темноте перед ним будет сидеть тот же верховный жрец, который принимал его во время предыдущего визита.

- Законник Солон, - прозвучал тихий голос, больше похожий на шепот, - я Аменхотеп, верховный жрец храма. - Голос жреца показался греку таким же старым, как и сами боги в этом святилище. - Ты пришел в Саис, в мой храм, в поисках знаний. И я решил принять тебя, чтобы передать тебе все то, что позволят мне мои боги.

После этого традиционного приветствия грек быстро расправил на коленях полы своей белой одежды, развернул свиток и приготовился писать. Сидевший в темноте Аменхотеп наклонился вперед, но ровно настолько, чтобы в слабом свете можно было разглядеть его старческое лицо. Солон видел его не однажды и всякий раз вздрагивал от волнения. Лицо Аменхотепа казалось ему совершенно отделенным от тела, каким #8209;то светящимся диском, разрывающим мрак храма. Иногда чудилось, будто лицо главного жреца прорывается из мрачного потустороннего мира. Это было лицо молодого человека, застывшее во времени и не подвластное его неумолимому ходу, как лицо высохшей мумии. Кожа выглядела натянутой и почти прозрачной, похожей на лист пергамента, а глаза были покрыты белесой пленкой, как обычно бывает у слепого человека.

Аменхотеп был стариком еще до рождения Солона. Знающие люди говорили, что во времена прапрадедов Солона Аменхотепа посетил сам Гомер. Именно он поведал о захвате Трои, о подвигах Агамемнона и Гектора, о красавице Елене и странствиях Одиссея. Солон очень хотел расспросить мудрого жреца обо всех этих событиях, как и о многих других, но тем самым он нарушил бы обещание не досаждать жрецу излишними расспросами.

Солон подался вперед, вознамерившись не пропустить ни единого слова из беседы. Через некоторое время --">