Эрнест Уильям Хорнунг - Старая любовь

I

Квартал я называть не стану, но если от Пиккадилли ехать на запад, извозчик в конце концов найдет его по левую сторону и будет благодарен вам за вашу щедрость. Место не очень-то модное, но вряд ли где есть сад красивее этого, да и расположенные здесь мастерские художников придают ему особую изысканность. Сами-то дома тут небольшие и довольно обшарпанные, никакого интереса для профессионального грабителя они не представляют. И уж Бог свидетель, я и в мыслях ничего такого не держал, когда одним несчастным вечером в конце того же самого лета вез туда Раффлса. Это было после того, как доктор Теобальд наконец-то настоял, чтобы Раффлса возили в инвалидном кресле на прогулки. Так вот, в этом самом саду шепот листьев на деревьях был так привлекателен, а прохладные лужайки так соблазнительны, что я начал подумывать, уж не позаимствовать ли нам у кого-нибудь из местных филантропов ключ от сада. Но Раффлс и слышать об этом не хотел, когда я остановился, чтобы изложить ему эту идею, хуже того — я заметил, что он с какой-то особенной задумчивостью разглядывает эти самые небольшие дома.

— Какие балконы, Кролик! Один шаг, и ты уже там!

Я выразил убеждение, что внутри ничего стоящего нет, чтобы рисковать, и позаботился, чтобы мы больше не останавливались по пути.

— Пожалуй, ты прав, — вздохнул Раффлс. — Колечки, часики, и отбирать их у людей, которые живут в таких домах, — это, пожалуй, слишком. Хотя кто знает. Вот еще один с надстроенным этажом. Да постой же, Кролик, если ты не остановишься, я вцеплюсь в ограду! Хороший дом, смотри-ка, дверное кольцо, электрический звонок. Хозяева сами их установили. Кролик, здесь есть деньги! Держу пари, в гостиной стоит столовое серебро, да и окна широко открыты. Бог мой, как сияет электричество!

Коли уж мне пришлось остановиться, я сделал это напротив дома с другой стороны, в густой тени. Пока Раффлс говорил, в окнах нижнего этажа дома, который мы разглядывали, загорелся свет, осветив очень миленькую столовую, очаровательнее трудно себе представить, в дальнем ее конце мужчина что-то потягивал из бокала, а спиной к нам сидела женщина в вечернем платье. Как будто волшебный фонарь спроецировал картинку на экран. Их было только двое за столом, сверкавшим серебром, украшенным цветами, и горничная прислуживала им с невозмутимым видом хорошо вышколенной прислуги. Это определенно был хороший дом.

— Она собирается задернуть занавески! — прошептал в крайнем возбуждении Раффлс. — Ах нет, черт возьми, они велели ей не делать этого. Обрати внимание на ожерелье дамы, Кролик, и оцени булавку на галстуке у мужчины. Посмотри-ка на яркую картину над буфетом. Похоже, это Жак Сайар. Но мне хватит и столового серебра.

— Успокойся, — сказал я. — Ты в инвалидном кресле.

— Да ведь весь квартал на обеде. Это самый удобный момент. И глазом моргнуть не успеешь!

— При незадернутых шторах и на глазах у повара, внизу на кухне?

Он кивнул, наклонился вперед, снимая плед, которым были укрыты его ноги.

— Ты с ума сошел! — Я схватился за ручки кресла, чтобы катить его вперед, однако оно уже было пустым.

— Посторожи плед, — донесся до меня шепот. Мой подопечный уже стоял у дома — лицо бледное от предстоящей забавы, весь кипит какой-то безумной решимостью. — Я только проверю, есть ли у этой женщины столовое серебро.

— Нам-то оно не нужно.

— Да я мигом.

— Сумасшедший, сумасшедший!

— Ну, а тогда можешь и не ждать!

Очень похоже на него: оставить меня вот так, одного. Я бы на этот раз и послушался его совета, если бы мои собственные слова не навели меня на мысль. Я назвал его сумасшедшим, и таким я мог, если понадобится, объявить его под присягой. Все происходило не так уж далеко от нашего дома, и навести о нас справки не составило бы труда. Я сослался бы на доктора Теобальда. Да, это некий мистер Мэтьюрин, один из пациентов доктора, а я за ним ухаживаю, но он никогда раньше не сбегал от меня. Я представлял, как буду объяснять все это, стоя на пороге дома, и в доказательство предъявлю пустую инвалидную коляску, а хорошенькая горничная уже побежит за полицией. Да, для меня это гораздо серьезнее, чем для моего подопечного. Я потеряю место. Нет, он никогда не делал ничего подобного, и я готов обещать, что больше никогда и не будет.