Ридли Пиерсон - Двойная ложь

Ридли Пиерсон Двойная ложь

Пролог

Состав стремительно мчался вперед, рассекая лучи полуденного солнца. Сотни грохочущих тонн стали и дерева неслись по высокому полотну, купаясь в изменчивых красках осени. Впереди бежали рельсы, на сверкающей поверхности которых играли солнечные блики. При взгляде на зеркало рельсов невольно возникала мысль о том, что где-то вдалеке они обязательно сольются в одну точку. Эта иллюзия всегда присутствует во время движения состава и неразрывно связана с его скоростью. Кажется, что рельсы вот-вот сойдутся, но в последнее мгновение спохватятся и разомкнутся, чтобы понести состав дальше.

Для машиниста сегодняшний день выдался удачным. Никто не мешает, можно спокойно поразмышлять о жизни. Вдвоем с напарником они везли лес и мазут, хлопок и кедр, шестнадцать грузовых цистерн и семь пустых вагонов-платформ. Слушать ровный стук колес, чувствовать в ногах дрожь состава — разве этого мало для счастья? Рельсы все бегут и бегут, сливаясь с небесной лазурью у самого горизонта. Тихая, мирная работа — предел мечтаний, другую такую попробуй найди. Включаешь огни, общаешься по связи, и вообще, приносишь людям пользу — перевозишь товары. Машинист отправил в рот кусочек жевательного табака и снова подумал о том, что в трейлере у него давно не работает кондиционер, что пора бы наконец купить новый, но вот где взять эти проклятые триста долларов? Можно, конечно, купить в кредит, но это ничего не меняет. Как говорится, берешь на время, а отдаешь навсегда. Взять, что ли, сверхурочные? Или попросить, чтобы дали дополнительный рейс?

Вдруг машинист почувствовал легкую, едва ощутимую вибрацию. Какой-то хруст — похожий на тот, что издают кости суставов. Сначала он подумал, что какие-то неполадки с тормозами, или, может быть, компрессор полетел, или в середине состава что-то заело. Он уже было хотел сбавить скорость, осадить эту бестию, но прежде чем затормозить, прежде чем даже подумать об этом, машинист мельком глянул в зеркало: состав, фыркая и отдуваясь, стал поворачивать, но после длинного и безупречно выполненного поворота пошел под уклон и начал набирать ход. Вот тут-то и екнуло сердце, вот тут-то и бросило в жар и что-то сжалось в затылке. Тормоза явно ни при чем, здесь что-то другое!

В середине состава седьмой или восьмой вагон шатался, словно перепивший танцор. Вихляя бедрами и работая плечами, он наращивал темп своего безумного танца. Нет, дело явно не в тормозах, а в колесной оси. А с нею шутки плохи…

Машинист понял, чем все это грозит, еще до того, как бросился к приборной доске. За четырнадцать лет работы на железной дороге он никогда не видел ничего подобного.

Не веря своим глазам, машинист наблюдал за неистовым танцем среднего вагона. Начав с плавных движений, тот вдруг разошелся, рассвирепел. Все меньше и меньше это походило на танец. Вагон, как будто охваченный неистовым припадком, бросался из стороны в сторону, то влево, то вправо, пока окончательно не пошел в разнос, увлекая в свой безумный танец соседний вагон.

Отведя регулятор назад, машинист нажал на тормоз, понимая, что это уже ни к чему. Настал черед кабины. Локомотив залихорадило, индикаторы и циферблаты затрясло так, что машинист не мог разглядеть показания приборов. Его бросало, как куклу, но все-таки он добрался до радиосвязи и, сам не понимая зачем, прокричал: «На помощь!». В экстренных случаях существуют определенные правила и нормы, которых следует придерживаться, но какие могут быть правила, когда состав летит ко всем чертям?

Казалось, что в разнос пошел уже весь состав, оставив вдруг свой мерный, отточенный бег. С пронзительным воем вагоны метнулись вперед, затем резко осели. Накренившись вправо, состав тяжело рухнул и, словно играючи, разнес в щепки деревья. От удара осенняя листва взметнулась с насыпи вверх, испещрив золотом небо. По всему составу пробежала последняя дрожь: вагоны вздыбились, зависли на мгновение в воздухе, над полотном, и рухнули вниз. Было похоже, что кто-то безуспешно попытался выпрямить непослушный перекрученный шланг.

Бросившись к выходу, машинист отжал регулятор, — сработала аварийка, и двигатель заглох. Пол кабины ушел из-под ног машиниста, и он упал, уже ничего не понимая. Не понимая — прыгать ему или оставаться в кабине.

Позже, во время следствия, он скажет, что никогда в жизни ему не доводилось слышать столь жуткий полувой-полувзрыв. Он --">