Татьяна Рябинина - Закон парных случаев

чем-то далеким и загадочным.

Нет, я знал о своей родине довольно много – родители охотно рассказывали о Ленинграде, который потом стал Санкт-Петербургом, и о других городах, у нас была спутниковая антенна, которая ловила несколько российских каналов, мама покупала русские книги и газеты. По-русски мы разговаривали дома гораздо чаще, чем по-чешски, а мама даже оставила себе российское гражданство. И думал я обычно именно по-русски. Но все это – увы! – была лишь теория.

- Оставь, пожалуйста, свою иронию! – раздраженно отрезал отец. – У нас есть деньги. И мама может лететь хоть сегодня. Если захочет. Похороны послезавтра. Но другое дело, что ее состояние меня беспокоит. И я не хотел бы отпускать ее одну. Но кто же мне оформит российскую визу за один день? И потом, мои пациентки…

- Мартин прав, я должна лететь.

Я вздрогнул – мама открыла дверь так тихо, что мы не услышали.

- Но Оля… - попытался возразить отец.

- Что Оля? – мама сощурила глаза и стала похожа на разъяренную кошку. – Что? Мало того, что ты…

Мне показалось, что сейчас она скажет что-то такое, чего говорить категорически нельзя. Наверно, отцу тоже так показалось – он так поспешно и резко дернул маму за руку, что она болезненно скривилась.

- Я поеду с мамой, - сказал я, отвернувшись к окну. Мне совершенно не хотелось в этот момент видеть их лица. – У меня есть российская виза. Она действительна с завтрашнего дня.

Глава 3

3.

По официальной версии мы собирались с Ванькой поехать в Венгрию. Недели на две. Так я сказал родителям. На самом деле вместе на Балатоне мы решили пробыть всего неделю. Только Ванька ехал туда через два дня, а я… Завтра вечером я должен был лететь в Петербург, а в Венгрию отправиться позже. Я твердо решил найти бабушку. И выяснить все. На смену подростковому презрению и негодованию пришло желание узнать наконец, что же произошло на самом деле. Я понимал, что добиться правды от родителей все равно не удастся.

Впрочем, Ванька, которому я рассказал обо всем под большим секретом, мой оптимизм не разделял.

- Вот ведь не сидится тебе на жопе ровно, - сказал он. С Ванькой мы тоже разговаривали только по-русски, и литературным языком, и жаргоном владели безупречно, только небольшой акцент отличал нас от «настоящих» русских. – Я в детстве детектив читал про парня, от которого отец с мачехой скрывали обстоятельства смерти его родной матери, да? Ну, парень все дергался, дергался, целое расследование провел, пришел к папаше и говорит: так и так, я все знаю. Намекая, что это папаша с мачехой мамашу угробили. А те в обморок, да? Потому что на самом деле этот парень как раз сам маму и застрелил случайно в младенческом возрасте. А потом болел долго и все забыл. Вот они и тряслись, как бы он что-нибудь не вспомнил. Вот скажи, далась тебе эта бабка? Не видел ты ее ни разу – и что? А вдруг там, что-то такое, что потом сам не рад будешь?

Впрочем, все это я и сам говорил себе не раз. Но как раз мысли о том, что, может быть, лучше не будить лихо, пока спит тихо, заставляли еще больше думать: что это за лихо такое спящее. Казалось бы, что тут такого, поссорились родственники и не общаются много лет. Каждый второй сериал построен на подобном. Но я никак не мог избавиться от мысли о том, что это неправда. Или не вся правда.

- Ты деструктор, - морщился Ванька, теребя в ухе многочисленные сережки. – Ты из породы идиотов, которым нормальная спокойная жизнь – невмоготу, да? Которые старательно ее разрушают, причем выстроив для этого самую прочную идейную платформу. А потом, когда понимают, что сделанного не воротишь, начинают с тоски пить, колоться и резать вены.

Я понимал, что он прав. Но поделать с собой ничего не мог. Порою родители казались мне отвратительными лицемерами. Я одергивал себя и пытался убедить, что это лишь мои фантазии. И все же меня не оставляло ощущение того, что я иду по девственно чистому снегу, искрящемуся на солнце. Но под этим снегом – тонкий лед и отвратительное грязное болото.

У меня было только два выхода. Или убедиться, что внутренний голос меня не обманул, или понять со стыдом, что я придурок с параноидальными наклонностями. Пусть я деструктор, но прятать голову в песок по-страусиному я больше не собирался. Если в прошлом моих родителей было что-то мерзкое, я мог бы попытаться понять и простить их. Если же я все выдумал, тогда мне оставалось только вздохнуть с облегчением и мысленно просить --">