Катриона Уорд - Клетка из слов

который обещает очередной знойный день, и едем по лесу. Мы будто прокручиваем сезон обратно и пронизываем время, потому что чем дальше движемся на север, тем моложе и прохладнее кажется лето.

Под конец дня мы съезжаем с шоссе. Трава становится выше и зеленее. Попадаются полевые цветы, которых я раньше не видел, слышно стрекот сверчков. Теплый воздух наполнен солью.

Спускается вечер, и мы подъезжаем к подножию зеленого холма, изрезанного щебневой дорогой. Коттедж пристроился на самом отшибе, будто чайка на скале. Потея, мы поднимаемся по зеленой полоске земли, и наши чемоданы оставляют следы в сухой траве. Дом огорожен белым штакетником с воротами. Он обшит белыми досками с голубыми ставнями на окнах, и я думаю: никогда в жизни не видел ничего более опрятного и аккуратного. Крыльцо выложено рядами ракушек, а над дверью висит посеребренная изогнутая коряга. Вокруг шумят деревья сахарного клена, а из-под них доносится какой-то высокий писк: протяжный и пронзительный звук, похожий на плохое пение.

Тогда я впервые слышу его – свист, в честь которого и названа бухта. Он напоминает о том, во что не положено верить, – о русалках, шелки^[2] и сиренах.

Я чувствую, как мне на плечо ложится мамина рука.

– Пошли в дом, Уайлдер, – говорит она, и я понимаю, что стою как вкопанный с открытым ртом.

– Что это за звук? – Почему-то кажется, что он идет у меня изнутри.

Отец на секунду останавливается, не до конца прокрутив ключ в замке.

– Это камни на пляже. Прилив их подтачивает и проделывает небольшие дырочки, похожие на отверстия для пальцев во флейте. Когда ветер дует с востока и проносится над океаном, он в них свистит. Чистый звук, правда?

– Жутковатый, – признаюсь я.

– Если подумать, – говорит отец, – дядю Вернона тоже нашли в жутковатом виде. Он просто сидел на этих камнях, которые вовсю свистели вокруг него, и смотрел перед собой. Как будто его забрали раньше времени и Свистящая бухта засвистела его до смерти…

– Придурок, – бормочу я, заходя вслед за ним в дом. Я знаю, что дядя Вернон умер в больнице от инфаркта.

Внутри дом голый и бело-синий – как берег, омытый океаном. У меня в комнате стоит односпальная кровать под грубым шерстяным одеялом и расположено круглое окно, похожее на бойницу.

– Ночью держи окна закрытыми, – предупреждает отец. – Тут бывают взломы. С утра поставлю новые замки.

– И поосторожнее у воды, – нервно замечает мать. – Тут почти каждый год кто-то тонет.

– Да, дражайшая матушка.

Она хлопает меня по руке. Иногда она злится, когда я, по ее выражению, хорохорюсь, но в основном ее это радует.

Я открываю свою бойницу и засыпаю под шум камней и океана.

* * *

С утра просыпаюсь раньше родителей. Надеваю плавки и тут же понимаю, что они мне малы. Я порядочно вырос с прошлого лета. Я даже не подумал об этом, когда мы уезжали из Нью-Йорка. В итоге я надеваю обычные трусы и пару шлепанцев, хватаю полотенце и выскальзываю через заднюю дверь.

Красный мяч утреннего солнца сжигает последнюю туманную дымку моря. Я шагаю по дорожке, от сандалий отскакивает гравий, а полотенце перекинуто через плечо.

Камешки на пляже уже нагрелись на солнце. Снимаю очки и аккуратно кладу их на большой валун. На автомате я стягиваю еще и трусы и захожу в море нагишом. Вода сразу заключает меня в свою стеклянную хватку. На секунду я пугаюсь: быстрина? Но море спокойное и холодное. Это как возвращение домой. И тут я думаю: я человек моря и даже не знал об этом. Даже под водой я слышу, как ветер поет в камнях. А еще слышу голос, который что-то кричит. Я выныриваю на поверхность и кашляю, с волос льется вода.

На берегу стоят парень и девчонка. Думаю, они примерно моего возраста. На ней комбинезон и большая шляпа с широкими полями. У нее рыжие волосы почти неестественно насыщенного цвета, как кровь. На руке мужские часы, золотые и очень громоздкие. Они слишком большие, и ее запястье в них кажется совсем тонким. Черт, это было быстро, – думаю я, потому что уже влюбился.

Тут я замечаю, что она держит в руках: это длинная палка, с конца которой свисает мое белье. Она с отвращением морщит нос.

– Что за извращенец оставил свои трусы прямо на пляже?

Ее презрение идеально сочетается с акцентом – англичанка. И не из той породы загорелых, которые толпятся на Таймс-сквер. А из той, что, как я думал, существует только в кино. Аристократка.

Ветер вздымает ткань моих шорт и наполняет их. На секунду мне кажется, что я --">