Андрей Арсеньевич Тарковский , Фридрих Наумович Горенштейн - Солярис

рыжеволосая женщина.

— Проводи гостей в их комнату. Отдохни, Анри.

Мальчик перестал дразнить собаку и с озорным интересом смотрел на своего деда. Бертон схватил его за руку и поднялся по ступеням вслед за Мартой. На пороге он остановился и крикнул Крису:

— Я знал вас вот таким, как мой внук, и у вас была дурная привычка забираться в малинник и совать малину в нос и в уши, только не в рот!

Мальчик засмеялся. Бертон сердито посмотрел на него и скрылся в доме. Внук отправился за ним следом.

Отец и сын некоторое время молчали.

— Ты должен его извинить, — оказал отец, — его биография сложилась не совсем удачно… Я прошу тебя побороть предубеждение, которое сейчас усилилось, очевидно, и отнестись к нему с вниманием.

— Отец, — сказал Крис, — через неделю я улетаю на пятнадцать лет… Может, даже на семнадцать. Мне хотелось бы провести эту неделю только с тобой.

— Дело не в том, что мы с Бертоном летали на допотопных ракетах, — помолчав, сказал отец. — В нашей молодости многое было другим… Еще были живы старики, которые помнили последние войны… Инвалиды и вдовы последних войн… Тебе не понять этого, но тогда еще по инерции существовал страх перед возможностью гибели нашей человеческой цивилизации. Хоть и тогда уже не было границ и исчезло социальное неравенство, мир уже был един, но инерция прошлого еще долго, подобно призраку, витала над нами. Я не согласен с Бертоном, он озлоблен и всюду видит козни… История с Бертоном — серьезная трагическая ошибка. Я уверен… почти. Может быть, здесь был ключ к разгадке тайн Соляриса, над которыми человечество бьется уже двести^[1] лет. В свое время я был вторым штурманом у Бертона. Ты не представляешь, что это за человек, Крис.

Пока отец говорил, Крис стоял и смотрел на него. Он слышал голос отца и думал о том, что отец уже стар и, может быть, не дождется его возвращения из экспедиции. Крис любил своего отца. Правда, с годами он на людях стал немного шумен и говорлив, но сейчас, накануне отъезда, это не имело значения. Нежное чувство к отцу овладело Крисом. Он наклонился и поцеловал его в плечо.

— Ты чего? — удивленно спросил отец.

— Я пойду к себе, — сказал Крис.

— Послушай, Крис, — окликнул он^[2] сына, когда тот уже поднимался на крыльцо. — Ты, кажется, взял с собой фотографию матери… Ту, которая висела у тебя в детской, над кроватью… Оставь ее, я привык к ней…

— Хорошо, — сказал Крис.

Он поднялся по лестнице на второй этаж и вошел в детскую. Это была большая комната, где в углу, по прихоти отца, по-прежнему лежали старые игрушки Криса. Крис посмотрел на них, потом подошел к письменному столу, заваленному книгами, графиками, кассетами с микрофильмами, сел и раскрыл книгу. Но тут же встал, подошел к чемодану, достал оттуда небольшой портрет матери и повесил его на старое место. Maтери Криса на этом снимке было тридцать с небольшим. Это была женщина с открытым, несколько грубоватым лицом. Крис долго смотрел на нее, и ему вдруг показалось, что она тоже смотрит прямо ему в глаза, точно хочет что-то сказать. Он отвернулся и прикрыл руками усталые глаза.

Вечером Кельвин-старший сидел в саду за грубо сколоченным столом, накрытым к чаю под яблоней. Это было его любимое место. Около забора внук Бертона раскачивался на качелях. За ним с восторгом наблюдала маленькая соседская девочка с перепачканным малиной лицом. К Нику подошел Бертон. В летнем костюме он выглядел даже старше, но казался как-то спокойнее. Он сел в кресло рядом.

— Передай Крису, — тихо сказал Бертон, — что я погорячился… Я приношу извинения…

— Как мы постарели, Анри, — сказал Ник, — только сейчас, пожалуй, я это понял… Hy что ты извиняешься?…

Подбежал внук Бертона и соседская девочка. Шумно уселись, зацепив настольную лампу, которая, упав, однако не разбилась, а лишь издала легкий тревожный гудок. Кельвин-старший нагнулся, поднял ее и поставил на стол.

— Когда он летит? — спросил Бертон.

— Через неделю…

— Он понимает, что от его доклада многое зависит?.. Экипаж станции сообщает какие-то путаные данные. Если Крис подтвердит невозможность продолжать работу, станцию могут снять с орбиты Соляриса.

Подошла Марта, начала разливать чай.

— Крис это понимает, — тихо сказал Кельвин-старший.

— Попроси его посмотреть пленку того заседания, — шепотом сказал Бертон. — Я привез ее с собой… Собственно, ради этого я и приехал…

— Я поговорю --">