Карел Чапек , Йозеф Чапек - Из жизни насекомых

Карел Чапек, Йозеф Чапек

ИЗ ЖИЗНИ НАСЕКОМЫХ (^[1]) (1)

Комедия в трех актах с прологом и эпилогом

Перевод Юрия Молочковского

Иллюстрации авторов

Предисловие

За время недолгого существования комедии «Из жизни насекомых» о ней написано столько хулы и хвалы, что авторам трудно чтонибудь добавить к этому многоголосому, нестройному хору. Говорят, что это «потрясающая сатира на любовь, богатство и войну», но вместе с тем «отвратительная, циничная и пессимистическая драма, в которой нет правды» («Крисчен сайнс монитор» (^[2]) (2), что это «великое откровение», «пьеса Иоанна Крестителя» («Фрисинкер») и «жестокое и отвратительное порождение символизма» («Шеффильд дейли телеграф» (^[3]) (3)), что эта пьеса «создана на потребу фривольно настроенным зрителям», а также, что она – «допотопная аллегория». «Убейте их!» – написал об авторах некий берлинский критик, а Керр (^[4]) (4), наоборот, сердечно приветствовал «первую парочку братьев». И так далее. Можно было бы долго выбирать изюминки из критических куличей, испеченных для нас дома и за границей.

Ну что ж, авторы мало что могут добавить. Лишь одно они решительно отвергают: их комедия, быть может, и отвратительна, но не пессимистична. Некий американский критик (^[5]) (5) написал, что зритель, смотрящий эту пьесу, задается вопросом, не лучше ли ему повеситься, если мир так плох, как он изображен здесь. Авторы убедительно просят зрителей и читателей не вешаться, они совсем не собираются истреблять род человеческий. Кто вам, черт возьми, велит отождествлять себя с бабочками или навозными жуками, со сверчками, муравьями и однодневками?! Что с того, что эти твари представлены у нас тунеядцами и себялюбцами, рвачами и стяжателями, милитаристами и паразитами? Разве из этого неизбежен вывод, что под ними подразумевается все человечество? Разве примеры того, что собственнический, семейный или государственный эгоизм – качество низменное, насекомые, жестокое и гнусное, доказывают, что все человеческое гнусно? Разве насекомым не противопоставлен пусть хоть один человек – Бродяга, который все видит, все оценивает и ищет правильный путь? Каждый читатель и зритель мог бы узнать себя в этом образе ищущего Бродяги; вместо этого он, взволнованно или возмущенно, отыскивает свой портрет или изображение своего общества в насекомых, которых мы – правда, явно несправедливо – сделали носителями некоторых пороков. Вот этотто оптический обман и свидетельствует о том, что «отвратительная и циничная драма» написана не зря.

Нашим намерением было написать не драму, а мистерию в старинной наивной манере. Как в средневековых мистериях выступали олицетворенные Скупость, Эгоизм или Добродетель, так и у нас некоторые моральные категории воплощены в образах насекомых просто для большей наглядности. Правда, в нашей пьесе нет Добродетели. Выпусти мы на сцену, скажем, Пчелу, как воплощенное Послушание, или Паука, олицетворяющего Скромность, пьеса, наверное, показалась бы менее пессимистической. Но мы не сделали этого по вполне определенной причине: зеркало, которое мы подставили жизни, было умышленно кривым и тенденциозным, оно исказило бы облик самой достойной человеческой Добродетели. И вот, представьте себе, коварный трюк удался сверх всяких ожиданий – множество людей узнало в этом гротеске человека и поняло: низменное, жестокое и ничтожное есть и там, где его обычно не ищут. Мы не писали ни о людях, ни о насекомых, мы писали о пороках. А показать, что пороки низменны и подлы, это, видит бог, никак не скверный пессимизм. Правда, это и не ново и не воодушевляюще, но мы в данном случае не стремились ни к новизне, ни к воодушевлению.

Таким образом, правы скорее те, кто назвал нашу пьесу «изношенной аллегорией». Право же, она страшно изношена: как говорится, куплена на толкучке, да еще перелицована. Но поверьте, трудно провозглашать Добродетель, облачившись в смокинг. «Смокинговая добродетель» выглядела бы совсем иначе – вовсе не так, как мы хотели показать людям в нашей пьесе.

Действующие лица

Пролог.

Бродяга.

Педант.

I акт. Мотыльки.

Апатура Ирис.

--">